Post scriptum

Вот они стоят перед престолом; отец возглашает «Яко да под державою Твоею…» и совершается Великий вход, потом диакон говорит ектенью – и вот уже поют Символ веры, а священники обнимают друг друга со словами «Христос посреде нас…» Вот закончилась обедня, и отец стоит на клиросе во время проповеди благочинного. Я хорошо запомнил тот момент – а вот теперь не только вспоминаю, но и вижу. А потом – акафист Димитрию Солунскому, и мы выходим на крестный ход: я несу икону на полотенце, ветрено, холодно, идем быстро… Старушки, Лидия Васильевна, староста, алтарник Олег, живший в Отдыхе, неподалеку от нас, Марья Петровна Кабалина, дочь отца Петра, матушка Александра – старая монахиня, жившая в Клишевй… И вот отец служит панихиду, а старушки трогательно поют «Царство Небесное, Царство Небесное, Царство Небесное, вечный покой…» – почти что духовный стих. А потом – отъезд благочинного, отец Александр, одиноко стоящий у калитки, мы прощаемся со всеми, отец садится в машину. «Не знаю» – говорит он, обращаясь к Лидии Васильевне – видно, она спросила, сможет ли он приехать на Отраду и Утешение. Вспомнилось всё очень живо…

* * *

Отца очень не хватает… Пожалуй, до сих пор иной раз пробегает мысль: «Надо об этом отцу рассказать…» И вспоминается он постоянно. Вот из омута памяти на поверхность выплывает картина из моего раннего детства: Ильинский пруд неподалеку от нашей дачи, я играю на траве, а отец сидит рядом на бревнышке и задумчиво перебирает четки… Вспомнив этот эпизод, я вдруг понял, что эти небольшие и очень теплые воспоминания подобны бусинам четок и их тоже можно всегда держать при себе – но не в руках, а в памяти. И время от времени перебирать…

Лето 2021 г.

Варвара Чистякова Детство Егора

Самое раннее

Самые ранние воспоминания – мы всегда вместе. Дети домашние, не детсадовские. Спали в одной комнате, вместе просыпались, вставали, завтракали, гуляли, играли – так весь день. Игры и игрушки у нас общие, кроме нескольких самых любимых. Бабушка всегда дома, родители – вечером или как придется, еще няни, домработницы. Из них хорошо помню тетю Грушу, прожила у нас довольно долго, притом с моих примерно шести лет. Мама очень ценила тетю Грушу, была благодарна ей, что согласилась на работу в такой сложной ситуации: бабушка серьезно больна, а мы двое еще совсем дети. Когда бабушка выходила из дома, она гуляла с нами, иногда ездила куда-нибудь, причем на такси: метро или автобус были ей уже не по силам.

Очень жаль, что бабушка рано ушла из жизни, она успела порадоваться внукам, но мало чему успела научить. Ей хотелось бы говорить об искусстве или истории, ходить на концерты, выставки, в музеи. Мы для этого маловаты, особенно я.

Егор еще успел стать для бабушки собеседником. Возможно, именно ей обязан он своей набожностью.

Храм Богоявления, Елоховский, совсем недалеко от нашего старого дома, мы там вместе бывали, обычно в будние дни. В праздники там собиралось столько людей, что на улице перекрывали движение и выставляли патрули. Может, это позднее. Такую картинку помню уже по школьным годам. Чтобы попасть на Пасху даже не в церковь, а рядом с ней, ездили куда-нибудь еще. Не в конкретное место, по-разному.

Егор Чистяков. Январь 1956 года

Бабушка, которая живет с нами, – мамина мама, Варвара Виссарионовна. Папины родители – в своей отдельной квартире, вместе с папиным братом. Там мы довольно часто бываем в гостях. У них живут три больших рыжих кота и собака Зида. Зида – породистая собака, боксер. На ленинградском фарфоровом заводе делали тогда, делают и сейчас, большие статуэтки собаки-боксера. Мы считали, что это скульптурный портрет Зидули. Одна фарфоровая Зида стояла у дедушки на столе. Потом, через много лет, Егор купил себе такую же статуэтку, еще одна теперь у меня.

Первые потери, большие и малые, прошли незаметно. Может быть, это так только у меня, не у Егора. Я отлично помню дедушку, но про смерть его ничего не помню. Его уже нет, я знаю, – это всё. Из трех бабушкиных сестер осталась одна. Даже собаки Зиды, настоящей, не фарфоровой, тоже нет. Недолго прожил у нас кот Брыська. Его совсем не помню. Семейное предание: необычной кличкой он был обязан Егору, который подзывал бездомного котика тем самым словом, которым взрослые пытались прогнать.

Кружок в Доме ученых