Отец Георгий по-прежнему не хотел говорить о себе, но входил в малейшие детали жизни окружающих, и как живо он на всё реагировал! Именно поэтому, как и раньше, во время телефонных разговоров я рассказывала о себе, своих проблемах. Теперь я удивляюсь этому – настолько мелкими мне кажутся некоторые темы разговоров, учитывая, что ему оставалось жить один-два месяца, но кто знал об этом… Наверное, оправданием мне служит вера в его выздоровление – несмотря ни на что…
В это время я уже работала над своей второй книгой. Я инстинктивно спешила – мне так хотелось, чтобы отец Георгий прочитал ее! Когда в одном из телефонных разговоров я сказала ему об этом и робко спросила, можно ли присылать текст по электронной почте, он, неожиданно для меня, согласился с большой радостью. (Думаю, что он страдал от бездеятельности и стремился любым способом, преодолевая болезнь, принимать участие в нашей жизни.)
Я успела прислать отцу Георгию половину – две главы (четвертую он знал в сокращенной версии по моему докладу). На вопрос, стоит ли продолжать, он ответил категорически: «Обязательно».
А 22 июня Светлана Лукьянова сообщила мне по телефону страшную весть. Я не помню, как я вынесла всё это. Чтобы присутствовать на прощании и на похоронах, мне пришлось просить кого-то из близких приехать на дачу, чтобы побыть с тяжело больным мужем.
Я думала, что теперь не смогу закончить свою книгу. Но потом поняла, что обязана это сделать: я же обещала отцу Георгию. То страшное лето я выдержала именно потому, что каждую свободную от ухода за мужем минуту я садилась за компьютер и писала, как бы продолжая беседу с отцом Георгием. Свою книгу я посвятила его памяти.
И еще раз – через полтора года после своей кончины – отец Георгий привел меня в церковь. К тому времени меня постигло еще одно горе: умер мой муж, Сергей Васильевич Тураев – бесконечно родной человек, с которым я прожила двадцать один год. Во время болезни мужа и в первое время после его смерти я была не в состоянии посещать церковь, хотя мне этого очень не хватало. Но однажды я увидела во сне отца Георгия, от которого буквально исходило сияние. Он взял меня за руку и привел в наш храм. Это было чудо, еще одно чудо, сопровождавшее мою жизнь в эти годы. Я вернулась в церковь, и это было для меня настоящей радостью и большой поддержкой.
Прошло тринадцать лет. Но кажется, что ничто не изменилось. По-прежнему отец Георгий присутствует в нашей жизни – «во сне и наяву», и кажется, что он, как добрый ангел, оберегает нас от бед. По-прежнему звучит его живое слово – в аудио– и видеозаписях, в изданиях его проповедей. По-прежнему сотни людей приходят в Иностранную библиотеку, но теперь не для того чтобы послушать его, а чтобы вспомнить о нем. А главное – по-прежнему он жив в сердцах многих-многих…
Я навеки благодарна Господу Богу за эту жизненную встречу. Думаю, что если бы «неслучайная случайность» не привела меня в храм Космы и Дамиана, к отцу Георгию, моя жизнь была бы другой.
Когда я стал собирать воспоминания об отце, меня поразило, что многие из тех, кто хорошо его знал, категорически отказывались писать. Свой отказ они обычно объясняли тем, что в воспоминаниях очень сложно передать многогранность его личности. «Я помню лишь отдельные эпизоды, я не могу претендовать на обобщение, это слишком большая ответственность…» – такие слова я слышал не раз.
Надо сказать, что и я долгое время не решался перенести на бумагу собственные воспоминания об отце – мне казалось, что нужно говорить исключительно об общественно значимой стороне его жизни.
В первом издании подборки воспоминаний я опубликовал свое интервью, данное «Правмиру» в июне 2017 года. Но сейчас я ощутил, что готов рассказать как раз о тех самых мелочах и деталях, о которых многие почему-то умалчивают – меж тем, они уникальны, драгоценны и прекрасны – и именно из них складывается причудливая мозаика памяти…
С самого раннего детства я помню отца в окружении книг и рукописей. Это особый мир, в который он погружается надолго. Пишет статьи, переводит Плутарха, комментирует Тита Ливия… Совсем недавно издательство «АСТ» выпустило объемистый том «Истории Рима от основания города», где, в том числе, отцовские комментарии – и я сразу вспомнил, как отец, закрывшись в своем ясеневском кабинете, работал среди множества книг над этим комментарием. Отец всегда требовал тишины – его отвлекал и сбивал малейший шум – поэтому я старался его не беспокоить. Но, надо сказать, что иной раз отец позволял мне прикоснуться к этому загадочному и заманчивому миру: помнится, идем мы с ним по улице, мне лет семь или восемь – и он вдруг начинает читать на память какой-нибудь латинский или греческий отрывок. А потом спрашивает: что это за язык? Я обычно угадывал – и чувствовалось, что отец был доволен.