Ранее в России было светское общество. Оно началось с петровских времён, когда свирепомыслящий государь писал поутру: «Поелику вчера из ассамблей себя не помня поехали, всех, кому обиды чинили, прощаем. Пётр». Для того чтобы появилось светское общество, нужны богатые бездельники, которым нечего больше делать, только тусоваться. Через некоторое время они начинают отчаянно скучать и зовут всяких дураков и скоморохов: философов, писателей, музыкантов, художников, артистов. Выходки этих нелепых придурков, именуемых богемой, развеивают меланхолический сплин. Недотраханные жучки, повзрослевшие и разбогатевшие со своими мужьями-ровесниками (те самые бляди, вышедшие за лейтенанта и своим причинным местом пропихавшие его в генерала), имеют с содержания светского салона некий смысл: им кажется, что увядание и старение не напрасны. Иногда какой-нибудь подающий надежды юный пиит по халатности и с отчаянной голодухи им присовывает, начинаются бальзаковские мордасти — так рождаются темы для мелодрам. Адюльтер, терпкие обвинения-признания, попытки купить юную любовь с крепким членом за мужнины бабки, ревность и всё такое. Крутой драматургический замес.
Ранее костяк светского общества состоял из государственных людей и родовой аристократии. Россия как-то обошлась без налёта буржуазности, потому что Серебряный век всё ж был более аристократичным, нежели буржуазным. Разница в том, что аристократия прежде всего думает о чести, а буржуа — о выгоде. Это принципиальная разница. Если ты обратишь внимание, то основные поэты Серебряного века — дворяне по происхождению, а не какие-нибудь там разночинцы. (Не люблю разночинцев. Не люблю буржуазию. Не люблю пролетариат и крестьянство. Не люблю интеллигенцию и тем более остальное жлобское народонаселение. Только жрут, срут и права качают.)
Волнения 1917 года разрушили тот крохотный налёт культурной плесени, который появился на моральном разложении русского народа. По инерции и от ужаса Россия ненадолго удивила мир русским авангардом. Авангардисты — это были последние светские львы, настоящие денди, на которых, собственно, кончилось настоящее светское общество старой Европы. Ошмётки чудом сохранились в Италии, Британии, Франции, Испании и чуть-чуть в Германии. Как правило, это наследственная аристократия крови, вынужденно смешанная с наиболее приличной кровью сверхбогатого плебса. Часто с евреями. Титулы наследников потом обменивались на деньги сейчас. Время было тяжёлое, а зарабатывать себе на хлеб — скажу тебе от всей души и от всего своего ожиревшего сердца — занятие омерзительное, подлое, унижающее и растаптывающее достоинство и честь человека (обрати внимание — человека, а не населения). Полностью согласен со Шнуром: «от работы сильней, чем от водки, блюю». Не потому, что не люблю что-то делать вообще. Ненавижу бессмысленное разбазаривание времени, сил и таланта.
В Америке, кстати, есть небольшой слой приличных людей. Хотя аристократией их назвать можно с большой натяжкой, потому что они отравлены бредовой идеей всеобщего благоденствия и комплексом социальной вины. Какая-нибудь тётка, потерявшая девственность в тридцать лет, трудится в музее имени своего прадедушки, который был настоящим мерзавцем, редкой масти ублюдком, плутом и вором, косившим под благочестивого квакера. Так эта тётка, вместо того, чтоб кутить, нюхать кокс, отрываться по полной и зажигать в компании себе подобных приличных девушек и юношей из хороших семей, ведёт унылую семейную жизнь с фаллоимитатором. Это её единственный верный друг, собеседник и утешитель, прямо как у меня — холодильник. Но проблема в том, что тётка — приличная по-настоящему девушка, просто её среда заела, эти либеральные или консервативные благоглупости, усвоенные как убеждения. И нет, чтоб брать пример хотя бы с меня, человека разумного, у которого не было, нет и никогда не будет никаких убеждений — только соображения. Но меня рядом с ней нет и некому позвать: проснись, тётка, выкинь на хрен из головы кости твоего музея, выпей водки, одень чулки и сними нормального опылителя, чтоб прокачал до самых до мослов. Жалко тётку. Хороший ведь материал. Говорит на английском по-английски. Закончила частную закрытую школу для девочек в Род-Айленде. Публия Овидия Назона читала в своём Гарварде. Даже знает, кто такой Рабирий Постум, в отличие от тебя, мой милый. Узнай и напиши.
Так и твоя жизнь пойдёт псу под хвост, если не окружишь себя, во-первых, золотым валом, и, во-вторых, не соберёшь себе коллекцию людей для общения. Лично я не имею ни золотого вала — потому что я денежный сирота, ни людей — потому что я мизантроп и не очень новые знакомства люблю. Почему, спросишь ты? Отвечу искренне: потому что у них, как правило, нет денег, и через две недели знакомства начинаются попытки занимать у меня. За что мне их любить?
Душевной красоты и сострадания к самому себе у меня через край. Так преданно и внимательно слушать меня, как я сам себя слушаю, меня никто не будет. Зачем мне деланное сочувствие, когда я имею всамделишнее, идущее изнутри, из недр самого себя.