Посмертие

В первые недели в новой должности личного слуги офицера после семи он отправлялся на плац к товарищам, поскольку еще не кончил курс подготовки. Пока он выметал террасы и гладил командирский китель, другие уже занимались под командованием шауша или омбаши, и Хамзе не терпелось к ним присоединиться. При первой же возможности он увлеченно принимался тренироваться, чтобы стряхнуть ощущение, будто он хуже других, — ощущение, которое внушала ему должность личного слуги офицера. Порой солдаты ходили на полевые стрельбы и на маневры, но если они уходили далеко, он не мог к ним присоединиться. Перед самым полуднем он вынужден был бежать мыться и готовиться подавать обед тем из офицеров, кто в тот день решил поесть в столовой. К обеду обычно становилось слишком жарко, засиживаться в столовой никому не хотелось, офицеры наскоро ели и удалялись к себе отдохнуть, пока не станет прохладнее. Для Хамзы наступало блаженное время: в боме и примыкающих к лагерю хижинах воцарялись тишина и покой. Даже деревенские собаки и козы забивались в тенистые уголки, чтобы переждать зной. Хамза проводил эти часы в столовой и на задней террасе, там было прохладнее всего, а когда спускался в комнатку, которую делил с Юлиусом, тот уже, как правило, спал.

Часа в четыре, когда муэдзин в деревенской мечети за оградой бомы сзывал народ на аласири[44], Хамза нес кофе офицеру, который к тому времени успевал принять душ и удалиться к себе в кабинет. Обер-лейтенант велел ему дежурить поблизости, и Хамза усаживался на табурет на террасе, чтобы услышать, если его позовут. Так было каждый день. Его посылали с различными поручениями к другим офицерам или приказывали обеспечивать командиру дополнительные удобства: подать стакан воды, чашку кофе или чистое полотенце. С самого первого дня офицер в какой-то момент подзывал Хамзу и учил его немецкому — поначалу скорее для собственного развлечения, но и потому что Хамза охотно учился. Начали с предметов.

— Fenster. Повтори, — велел офицер, указывая на окно. — Tür. Повтори. Stuhl, Auge, Herz, Kopf. — Дверь, стул, глаз, сердце, голова: произнося эти слова, офицер указывал на предметы или прикасался к себе.

Затем Хамзе следовало повторять целые предложения:

— Mein Name ist Siegfried. Нет-нет, ты говори свое имя. Mein Name ist Hamza. Sie sind herzlich willkommen in meinem Land. Повтори, но так, словно ты в это веришь. Sie sind herzlich willkommen in meinem Land. Хорошо. Ты правильно произносишь. Это значит, добро пожаловать в мою страну. — Офицер насмешливо улыбнулся.

Потом приказал Хамзе подойти к чертежному столику, там лежало раскрытое руководство по обучению в полевых условиях, рядом с ним — чистый лист бумаги. Командир велел переписать несколько строчек из книги, чтобы Хамза привыкал к начертанию немецких слов. Каждый день он выписывал из книги по нескольку строк и читал вслух, поначалу не зная, что они означают. При каждом удобном случае офицер говорил с ним по-немецки, порой его это забавляло, и Хамза напускал на себя озадаченный вид, чтобы рассмешить командира. Если Хамза чего-то не понимал, офицер переводил, но уж в следующий раз требовал, чтобы Хамза понимал и отвечал. Порой офицер подшучивал над ним, заставлял повторять насмешки над самим собой, потом со смехом объяснял их. Для офицера это была игра, и ему льстило, что Хамза так быстр и смышлен. Ты у меня скоро будешь читать Шиллера, говорил офицер, и в глазах его прыгали чертики.

Эти прозрачные голубые глаза. Порой, когда Хамза стелил постель, подметал переднюю террасу или гладил рубашку, он оглядывался и замечал, что офицер не сводит с него взгляда. В первый раз Хамза подумал, что командир что-то сказал и ждет ответа, но глаза не двинулись, рот не открылся. Хамза смущенно удалился: его встревожил этот пристальный взгляд. Иногда по особой тишине, наступавшей, когда офицер был рядом, Хамза понимал, что, если посмотрит на него, увидит все тот же пристальный взгляд. Офицер разглядывал его навязчиво и вызывающе, Хамзе ничего не оставалось, кроме как смириться с тем, что его рассматривают так долго и обстоятельно, словно он не способен ответить взглядом на взгляд. Он привык не смотреть на офицера.