Послы

Таким он и оставался до конца визита и, словно желая показать ей, насколько она ему полезна, вернув разговор к отъезду Пококов, принялся излагать — очень живо и с куда большим числом подробностей, чем мы в состоянии воспроизвести, — свои впечатления от всего, что произошло с ним в это утро. Он провел десять минут с Сарой в ее отеле — десять минут, отвоеванных — благодаря его непреодолимому давлению — из того времени, которое, как уже доложил мисс Гостри, к концу их предшествовавшего свидания в его гостинице полагал для себя навсегда заказанным. Сару он, не доложив о себе, захватил врасплох в гостиной, где она занималась с модисткой и lingere, [96]счета которых, видимо, более или менее тщательно выверяла и которые вскоре удалились. Он сразу же начал с объяснения, что ему поздно вечером удалось выполнить данное ей обещание повидаться с Чэдом.

— Я сказал ей, что возьму все на себя.

— И вы «возьмете»?

— Возьму, если он не поедет.

Мария помолчала.

— А если поедет, чья это будет заслуга? — осведомилась она с несколько мрачноватым юмором.

— Думается, — сказал Стрезер, — в любом случае, все падет на меня.

— Иными словами, вы, полагаю, хотите сказать, — произнесла, чуть помедлив, его собеседница, — что полностью отдаете себе отчет: вы теряете все.

Он снова остановился перед ней.

— Да, пожалуй, можно и так сказать. Но Чэд теперь, когда увидел сам, действительно не хочет ехать.

Она была готова поверить, но, как всегда, добивалась ясности:

— Что же такогоон увидел?

— Увидел, чего они от него хотят. И этого ему оказалось достаточно.

— По контрасту — неблагоприятному — с тем, чего хочет мадам де Вионе?

— По контрасту — точно так. Полному и разительному.

— И поэтому, главным образом, по контрасту с тем, чего хотите вы?

— Ох, — вздохнул Стрезер, — я и сам уже перестал оценивать или даже понимать, чего хочу.

Но она продолжала:

— Вы хотите ее… миссис Ньюсем… после того как она так с вами обошлась?

Мисс Гостри взяла более прямой курс в обсуждении этой леди, чем они до сих пор — она всегда держась высокого стиля — себе позволяли; но, видимо, не только поэтому он несколько помедлил с ответом.

— Смею сказать, иначе она себе и не представляет.

— А потому вы тем сильнее хотите.

— Я принес ей жестокое разочарование, — счел нужным напомнить Стрезер.

— Не спорю. Это известно, это ясно уже давно. Впрочем, разве менее ясно, — продолжала Мария, — что даже сейчас у вас есть средство исправиться. Тащите его решительно домой, — полагаю, это все еще в ваших силах, — и перестаньте казниться из-за ее разочарования.

— Ах, но тогда, — засмеялся Стрезер, — мне придется казниться из-за вашего.

Но это очень мало ее задело.

— Интересно, что, в таком случае, вы вкладываете в понятие «казниться»? Вряд ли вы пришли к тому, к чему пришли, желая ублажить меня.

— О, и это, знаете ли, тоже, — возразил он. — Я не могу отделить одно от другого — здесь все слито воедино, и, возможно, именно по этой причине, признаюсь, я перестал что-либо понимать. — Он был готов вновь заявить, что все это не имеет ни малейшего значения, тем более что — как сам утверждал — он, собственно, ни к чему не «пришел». — В конце концов, раз дело дошло до крайней черты, она все же — в последний раз — меня прощает, дает еще один шанс. Видите ли, Пококи уезжают недель через пять-шесть, и они вовсе не рассчитывали — Сара сама сказала, — что Чэд поедет с ними путешествовать. Ему открыта возможность присоединиться к ним в последний момент в Ливерпуле.

— Открыта возможность? Разве только вы ее «откроете». Как может он присоединиться к ним в Ливерпуле, когда все глубже и глубже увязает здесь?

— Он дал ей слово — я уже говорил вам, она сама мне сообщила — слово чести поступить так, как я скажу.

Мария остановила на нем долгий взгляд.

— А если вы ничего не скажете?

Тут он, по обыкновению, вновь прошелся по комнате.

— Кое-что я нынче утром ей сказал. Дал ответ — ответ, который обещал, после того как услышу от Чэда, что он готов обещать. Вы помните, она потребовала вчера, чтобы я вырвал у него чуть ли не клятву.

— Стало быть, цель вашего визита, — проронила мисс Гостри, — сводилась к тому, чтобы ей отказать.

— Отнюдь нет. Напротив, попросить отсрочки, сколь ни странным вам это покажется.

— Какая слабость!

— Совершенно верно! — Она проявляла раздражение — и прекрасно: теперь, по крайней мере, он знает, на каком он свете. — Если я человек слабый, мне следует это для себя выяснить. А если это не так, смогу утешиться, даже гордиться тем, что я — человек сильный.

— Единственное утешение, полагаю, — заметила она, — которое вам остается.

— Во всяком случае, — возразил он, — это даст еще целый месяц. В Париже, как вы сказали, в ближайшие дни и в самом деле станет пыльно и жарко, но жара и пыль ведь не самое главное. Я не боюсь остаться; лето здесь сулит свои бурные — вернее, тихие — радости: город в это время еще живописнее. Думается, мне в нем понравится. Вдобавок, — и он благодушно ей улыбнулся, — здесь будете вы.