Послы

Стрезер замолчал, словно любые слова, которые он мог употребить, ничего не добавили бы к этой картине. Его собеседница тоже молчала, размышляя.

— Она вообразила вздор — что, впрочем, ничего не меняет.

— Вздор? О! — только и произнес Стрезер.

— Она вообразила пошлость. И это свидетельство низких мыслей.

Он, однако, не стал судить так строго:

— Всего лишь неосведомленности.

— Непоколебимость плюс неосведомленность — что может быть хуже?

После такого вопроса Стрезер мог бы воздержаться от дальнейших обсуждений, но он предпочел не придавать ему значения.

— Сара уже обо всем осведомлена — сейчас, но она по-прежнему придерживается версии ужасов.

— О да. Она ведь тоже из непоколебимых, на чем иногда очень удобно сыграть. Если в данном случае невозможно отрицать, что Мари прелестна, можно, по крайней мере, отрицать, что она хороший человек.

— Я, напротив, утверждаю, что ее общество хорошо для Чэда.

— Однако не утверждаете, — она, видимо, добивалась тут полной ясности, — что оно хорошо для вас.

Но он продолжал, оставив ее слова без внимания:

— И к этому выводу я хотел бы, чтобы они сами пришли, увидели собственными глазами: ничего, кроме хорошего, в дружбе с ней для него нет.

— И теперь, когда они увидели, они все равно упорствуют, утверждая, что ничего хорошего в ней вообще нет.

— Увы, по их мнению, — вдруг признался Стрезер, — ее общество дурно даже для меня. Но они упорствуют, потому что закоснели в своих представлениях, что для нас обоих хорошо, а что плохо.

— Вам, для начала, — Мария, с готовностью принимая в нем участие, ограничилась одним вопросом, — хорошо бы изгнать из вашей жизни и, по возможности, из вашей памяти ужасного коварного трутня, на которого мне придется, как ни неприятно, все же им намекнуть, и, что даже важнее, избавиться от более явного, а потому чуть менее страшного зла — от некой особы, чьим союзником вы тут заделались. Правда, последнее сравнительно просто. В конце концов, вам ничего не стоит в крайнем случае отказаться от такого ничтожного существа, как я.

— В конце концов, мне ничего не стоит в крайнем случае отказаться от такого ничтожного существа, как вы. — Ирония была столь очевидна, что не требовала усилий. — В конце концов, мне ничего не стоит в крайнем случае забыть это существо.

— И прекрасно. Будем считать это выполнимым. Но мистеру Ньюсему придется забыть нечто более ценное. Как он с этим справится?

— Да, тяжкое дело. Именно к этому я должен был его склонить, именно тут мне предлагалось обработать его и оказать ему помощь.

Она выслушала его молча и приняла, ничего не смягчая, — возможно, потому, что ничего нового он ей не открыл, и она мысленно соединила все факты, не показывая, какими нитями их связала.

— А вы помните наши беседы в Честере и Лондоне о том, как я стану вас направлять?

Она упомянула об этих давно ушедших в прошлое разговорах, словно в названных городах они вели их неделями.

— Вы и сейчас меня направляете.

— Пожалуй. И все же, худшее — вы оставили для него достаточно места — возможно, еще впереди. Вы еще можете рухнуть.

— Да, вполне. Но вы не отступитесь…

Он замялся, она молчала.

— Не отступлюсь от вас?..

— Пока я смогу выдержать.

Теперь она, в свой черед, уклонилась в сторону.

— Мистер Ньюсем и мадам де Вионе скорее всего, как мы уже говорили, уедут за город. Сколько, вы полагаете, вам удастся выдержать без них?

Стрезер ответил вопросом на вопрос:

— Вы хотите сказать — уедут, чтобы избавиться от меня?

Ее ответ прозвучал напряженно:

— Не сочтите за грубость, если я скажу, мне кажется, они не прочь побыть без вас.

Он вновь бросил на нее жесткий взгляд, словно в мыслях у него промелькнуло что-то сильно его задевшее, он даже побледнел. Но заставил себя улыбнуться.

— Вы хотите сказать, после того что они со мной сделали?

— После того, что Мари с вами сделала.

Он только рассмеялся в ответ; он уже владел собой.

— Но она еще ничего не сделала.

XXX