— В Швейцарию? В этом обществе?
— Да, ради Джима — ну и для общей симметрии. Недели на две, если бы удалось, она бы поехала. Она готова, — сказал он, следуя своему новому представлению о ней, — готова на все.
С минуту мисс Гостри молчала, вникая в услышанное.
— Она само совершенство!
— Думается, ей захочется приехать вечером на вокзал, — проговорил Стрезер.
— Проводить его?
— Вместе с Чэдом — не восхитительно ли! — как знак внимания к ним. Она делает это — он словно видел ее воочию — с таким воздушным изяществом, так непринужденно и весело — тут и у мистера Покока голова пойдет кругом.
Эта мысль целиком захватила нашего друга, и его собеседница выждала немного, прежде чем заметить:
— Как, короче говоря, пошла кругом у вас. Немножко. Вы ведь влюблены в нее, признайтесь? — решилась она.
— Влюблен — не влюблен… Право, это не имеет значения. Почти никакого… А уж наших отношений с вами никак не касается.
— Все-таки, все-таки, — продолжала с улыбкой Мария, — они, эти пятеро, едут, а вы и мадам де Вионе остаетесь.
— О, и Чэд, — поправил ее Стрезер. — И вы.
— Ах — я! — Она снова как-то сокрушенно вздохнула, внезапно выдав что-то затаенное, что-то, с чем не могла примириться. — По-моему, я напрасно остаюсь. В сложившихся обстоятельствах — как вы их изъяснили — я чувствую себя совершенно лишней, отторженной.
Стрезер замялся.
— Но ваша отторженность, то, что вы от всего в стороне, — позиция, которую вы сами — не так ли? — избрали.
— Да, сама. Это было необходимо… то есть так лучше для вас. Я другое хотела сказать: по-моему, вам от меня уже мало пользы.
— Как вы можете так говорить? — всполошился он. — Вы даже не знаете, как мне полезны. А когда перестанете…
— Что тогда? — спросила она.
— Тогда я сам вам скажу. А пока можете не сомневаться на этот счет.
Она на мгновение задумалась.
— Вы положительно хотите, чтобы я осталась?
— Разве я дал вам повод считать иначе?
— Нет, вы, что и говорить, очень милы со мной. Но, — пояснила Мария, — тут дело во мне. Наступает лето, и в Париже, как вы могли заметить, становится жарко и пыльно. Все разъезжаются, и кое-кто — не в Париже — ждет меня к себе. Но если я нужна вам здесь…
Она словно уже подчинилась его слову, тем не менее им вдруг овладело острое — острее, чем он от себя ожидал, — чувство страха ее потерять.
— Вы нужны мне здесь.
Она приняла эти слова, словно услышала все, чего желала, словно они принесли ей, дали ей, возместили что-то недостающее в ее положении.
— Спасибо, — сказала она просто, и хотя он, несколько отрезвев, бросил на нее взгляд пожестче, добавила: — Спасибо вам.
Это нарушило течение их беседы, и он чуть-чуть задержался с ответом.
— А вот два месяца назад — или когда это было? — вы вдруг сорвались отсюда на целых три недели. И причина, которую мне назвали, вряд ли соответствовала действительной.
— У меня и в мыслях не было, — сказала она, — что вы мне поверили. Ну раз не догадались, тем лучше.
Он отвел глаза и, насколько позволяла тесная комната, медленно погружаясь в себя, отошел.
— Я часто об этом думал, но так ни до чего и не додумался. Нет, не догадался. И вот видите, с какой бережностью я отношусь к вам: ведь ни разу не спросил вас до сегодняшнего дня.
— Почему же сегодня… все-таки спросили?
— Чтобы показать, как мне вас недостает, когда вы отсутствуете, и как много это для меня значит.
— Ну, положим, куда меньше, — рассмеялась она, — чем могло бы. Впрочем, — добавила она, — если вы и впрямь не догадались, я скажу.
— Не догадался, — подтвердил Стрезер.
— Совсем?
— Совсем.
— В таком случае, я сорвалась, как вы выразились, чтобы не сгорать со стыда, находясь здесь, если Мари де Вионе вздумалось бы рассказать вам что-то меня роняющее.
Он, видимо, и сейчас не вполне поверил.
— Но ведь вам все равно пришлось бы столкнуться с этим по приезде.
— Ну, если у меня появилось бы основание полагать, что она сообщила вам что-то дурное, я оставила бы вас навсегда.
— Стало быть, — продолжил он, — только зная, что она поступила с вами милостиво, вы решили вернуться.
— Да, я благодарна ей, — подтвердила Мария. — Каково бы ни было искушение, она не разлучила нас. И это одна из причин, по которой я искренне ею восхищаюсь.
— Будем считать, что я тут присоединяюсь к вам. Но о каком искушении идет речь?
— Что обычно служит искушением для женщин?
Он задумался — правда, долго думать ему, естественно, не понадобилось.
— Мужчины?
— Устранив меня, она тем самым приковала бы вас к себе намного крепче. Но она поняла, что и без того может иметь вас в своем распоряжении.
— О, «иметь» меня! — Стрезер не без сомнения вздохнул. — С этим или без этого, — галантно добавил он, — вы всегда можете иметь меня в своем распоряжении.
— О, «иметь» вас! — повторила за ним мисс Гостри. — Я и впрямь вас «имею», — сказала она уже чуть менее иронично, — и в тот же момент, как вы изъявляете на то ваше желание.
Он остановился перед ней растроганный.
— Готов изъявлять его по пятьдесят раз на дню.
Это вновь вызвало у нее — весьма непоследовательно — сокрушенный вздох.
— Вот видите, какой вы.