— И лишь по собственной вине. Я ли не старался сблизить вас, а
— Были, — пробормотал Стрезер, сознавая, какую власть эти принципы имели над ним и как полностью ее теперь утратили. Но проследить эту логическую цепь до конца он сейчас не мог, не мог из-за миссис Покок. Из-за миссис Покок, потому что за ней стояла миссис Ньюсем; впрочем, это еще требовалось доказать. Им же сейчас владела другая мысль: он не сумел воспользоваться тем, чем воспользоваться было бы для него бесценным. Он мог видеть ее несравненно чаще, мог… но по собственной глупости упустил столько счастливых дней. Теперь, кляня себя, он решил не потерять ни одного и, приближаясь вместе с Чэдом к месту их назначения, внезапно поймал себя на мысли, что Сара Покок, по сути, сильно увеличит его шансы. Чем ее инспекционный визит обернется в других отношениях, пока неизвестно, зато вполне известно, что она сыграет важную роль в сближении двух достойных людей. Достаточно было послушать Чэда, который в эту минуту как раз уверял нашего друга, что оба они — то есть сам он и другая достойная дама — разумеется, рассчитывают на его, Стрезера, поддержку и поощрение. А каким бальзамом на душу Стрезера лились его рассуждения о том, что выбранная ими линия разумного поведения непременно очарует Пококов, что и говорить, а если мадам де Вионе сумеет
— Она, знаешь ли, едет сюда не за тем, чтобы ее пленяли. Мы все, надо думать, можем быть с нею очаровательны — ничего нет проще; только не для этого она сюда едет. Она едет просто для того, чтобы увезти тебя с собой.
— И прекрасно. С ней я и поеду, — добродушно улыбнулся Чэд. — Полагаю, тут вы не будете против. — И затем минуту спустя, в течение которой Стрезер молчал, спросил: — Или у вас другой расчет: на то, что, насмотревшись на Сару, я уже никуда не поеду? — А так как его друг и на этот раз ничего не сказал, оставив вопрос без ответа, продолжал: — Я, по крайней мере, имею свой расчет: пусть они здесь, в Париже, хорошо проведут время.
Вот тут-то Стрезер не выдержал:
— Да-да! В этом ты весь! По-моему, если ты на самом деле хотел бы ехать…
— Что тогда? — перебил его, подзадоривая, Чэд.
— Тогда тебя не заботило бы, хорошо или плохо они проведут здесь время. Тебе было бы все равно, как они его проведут.
Чэд всегда умел очень легко — легче некуда — принять любое разумное замечание.
— Верно. Но я ничего не могу с собой поделать. Такой уж у меня добрый нрав.
— Да, чересчур добрый! — И Стрезер тяжело вздохнул. В этот момент он почувствовал, что его миссии приходит бесславный конец. Чувство это еще усилилось оттого, что Чэд оставил его слова без последствий. Однако, когда они уже оказались в виду вокзала, он начал снова:
— А мисс Гостри вы ее представите?
Ответ на этот вопрос был у Стрезера наготове:
— Нет.
— Кажется, вы говорили, что Салли о ней знает?
— По-моему, я говорил, что твоя матушка знает.
— Вряд ли она не сказала Салли.
— Вот это-то, среди прочего, мне желательно выяснить.
— А если выяснится, что…
— Тебе угодно знать, познакомлю ли я их?
— Да, — сказал Чэд с усвоенной им любезной стремительностью. — Ну хотя бы, чтобы показать, что ничего такого тут нет.
Стрезер замялся.
— Кажется, меня не слишком беспокоит, какие предположения у нее могут возникнуть на этот счет.
— Даже если они восходят к тому, что думает матушка?
— А что твоя матушка думает? — не без некоторого смущения спросил Стрезер.
Но они уже подъехали к вокзалу, и ответ на этот вопрос, возможно, ждал их совсем рядом.
— Не это ли, дорогой мой сэр, как раз то, что мы оба жаждем выяснить?
XX