— Я надеюсь… И почти не сомневаюсь, что это было бы так, — добавил он, — если у нее нашлась бы возможность с вами познакомиться.
Эта мысль показалась ей счастливой, просто благодатной находкой.
— А это никак нельзя устроить? Может быть, она приедет сюда? Может быть, если вы подадите ей такую мысль? Или вы уже это сделали? — сказала она чуть дрогнувшим голосом.
— Нет, — поспешил он ответить. — Отнюдь нет. Куда важнее было подробнейшим образом рассказать ей о вас — вы ведь не собираетесь нанести ей визит? — и домой я прибуду первым.
Она сразу помрачнела.
— А вы уже думаете об отъезде?
— Естественно, с самого начала.
— Останьтесь с нами… останьтесь с нами! — воскликнула она. — Это единственное, что даст вам уверенность.
— Уверенность? В чем?
— В том, что он не изменит себе. Ведь вы не для того приехали.
— Как сказать. Все зависит от того, что вы подразумеваете под «изменит себе», — возразил он после паузы.
— О, вы прекрасно знаете что.
Он медлил с ответом, и его молчание вновь словно подтвердило ее правоту:
— Вы принимаете на веру очень важные вещи.
— Да… до известной степени. Но ничего пошлого я на веру не принимаю. Кто-кто, а вы понимаете, что цель вашего приезда вовсе не в том, что вы должны были бы сейчас с ним сделать.
— Помилуйте, все очень просто, — заговорил он добродушнейшим тоном. — Я должен был изложить Чэду, каково состояние наших дел. Изложить применительно к тому, что увижу здесь, сейчас, не пренебрегая личным авторитетом. Моя задача, — продолжал разъяснять он, — практически выполнена, и у меня нет серьезных оснований длить мое пребывание здесь даже на день. Чэд полностью осведомлен о состоянии наших дел и совершенно согласен с их оценкой. Теперь слово за ним. Я отдохнул, рассеялся, развлекся; с приятностью, как говорят у нас в Вулете, провел время. И самым приятным была эта счастливая встреча с вами — наша беседа в обстановке, на которую вы любезно дали свое согласие. Я могу поздравить себя с успехом. Я получил то, чего желал. Вот ради этого — ради того, чтобы я вкусил удовольствия в полную меру, — Чэд и медлил с отъездом, но теперь, полагаю, поскольку я готов в путь, готов и он.
Она покачала головой: она лучше в этом разбиралась.
— Готовы? Нет. Будь это так, стали бы вы писать миссис Ньюсем все то, о чем мне рассказывали.
Он задумался:
— Я и не поеду, пока не дождусь от нее ответа. Вы слишком ее боитесь, — добавил он.
Они встретились взглядом и долго не отводили глаз — ни он, ни она.
— Вряд ли вы верите, — верите, что у меня нет причин ее бояться.
— Она способна быть очень великодушной, — решительно заявил Стрезер.
— В таком случае, почему бы ей не оказать мне доверия. Это все, о чем я прошу. Почему бы не признать, вопреки всему, то, что я сделала.
— Но примите в расчет, — возразил Стрезер, — что она не может оценить это в полную меру, пока не увидит собственными глазами. Пусть Чэд съездит домой, покажет, каким вы его сделали, и пусть выступит перед ней, так сказать, адвокатом — своим и вашим.
Она помолчала, вникая в его предложение.
— И вы дадите мне честное слово, что, заполучив Чэда, она не приложит все усилия, чтобы его женить?
Разящий вопрос! На секунду-другую Стрезера вновь заинтересовал вид за окном.
— Когда она сама убедится… — заговорил он наконец без особого энтузиазма, — убедится, каков он…
Но она не дала ему закончить:
— Вот-вот! Когда она сама убедится, какой он, ей тут же захочется поскорее его женить.
От большого почтения к ее словам Стрезер целую минуту посвятил тому, что лежало у него на тарелке.
— Не думаю, что тут что-нибудь получится. Это нелегко будет сделать.
— Еще как легко, если он там останется, а он останется из-за денег. Эти деньги ждут его там. Их, кажется, чудовищно много.
— Итак, — вдруг резюмировал Стрезер, — его женитьба — единственное, что может нанести вам удар.
Она рассмеялась — странным легким смехом.
— Не считая того, что, скорее всего, нанесет удар
Наш друг ответил понимающим взглядом — словно сам уже об этом подумывал.
— Тут несомненно встанет вопрос, какое будущее вы можете ему предложить.
Она сидела, откинувшись на стуле, но смотрела ему прямо в лицо, принимая вызов.
— И пусть встанет!
— Все ведь зависит от Чэда — как он сумеет выйти из этого положения. Его отказ жениться — а он не поддастся на уговоры — определит ту позицию, какую он занимает.
— Если не поддастся — да, — согласилась она. И добавила: — Но для меня вопрос стоит по-иному: какую позицию займете
— Я? Никакую. Это не мое дело.
— Прошу прощения. Вы приняли в нем участие и связали себя некими обязательствами, а стало быть, оно в высшей степени ваше. И меня, полагаю, вы готовы спасать вовсе не ради меня, а ради нашего друга. Одно, во всяком случае, неотделимо от другого. Да вы и не можете, по правде говоря, не подать руки помощи мне, — заключила она, — потому что иначе вам, по правде говоря, не помочь и вашему другу.