Бирюков достал письмо Головчанского к Геворку Тиграновичу Алексаняну и показал его Огнянниковой:
Прочитайте в конце… «Приеду опять с Лапушкой. Она низко кланяется вам с Сильвией Оганесовной…» Огнянникова сосредоточенно прочитала написанное: — Ну и что?.. У Головчанского, знаете, сколько «Лапушек» было.
Антон показал протокол опознания:
— Вот юридический документ, подтверждающий, что в роли «Лапушки» в прошлом году выступала Анна Леонидовна Огнянникова. Теперь мне понятно, почему вы не соглашались ехать с Хачиком к его родителям в Николаевку. Они сразу вас узнают и спросят сына, кого привез в снохи…
— Не говорите глупостей! Почему именно мою фотокарточку посылали для опознания? — с вызовом спросила Огнянникова. — Не лучше ли было фото Нади Тумановой послать?..
Бирюков поочередно показал протоколы с фотографиями Софьи Георгиевны, Тоси Стрункиной и Нади Тумановой:
— Вот сколько посылали… Но Геворк Тигранович и Сильвия Оганесовна из всех опознали вас…
Лицо Огнянниковой стало таким растерянным, словно Анна Леонидовна только что очнулась от кошмарного сна и никак не могла вернуться из забытья к реальной действительности.
Антон молчал. Пауза стала затягиваться. Наконец Огнянникова усмехнулась:
— Не можете толком расследовать преступление и решили на мне отыграться? Решили меня во всем обвинить?..
— Разве я в чем-то вас обвиняю? — спросил Бирюков.
— Ну а разве нет? Через столько дней после смерти Головчанского какие-то протоколы организовали. Сразу не могли этого сделать?
— Николаевка от Сибири слишком далеко, потому и задержка вышла, — спокойно сказал Антон. — Я, Анна Леонидовна, добиваюсь от вас одного: говорите правду. Неужели еще не можете понять, что изворачиваться бессмысленно?..
Огнянникова снова надолго замолчала. Она сосредоточенно разглядывала наманикюренные ногти, поправляла на груди яркую брошь с разноцветными дорогими камнями и, казалось, вот-вот заплачет. Глядя на ее расстроенное лицо, Бирюков вдруг почувствовал жалость, что такая красивая молодая женщина впуталась в очень некрасивую историю.
— Поймите, Аня, теперь буду проверять каждое ваше слово, — поторопил Антон.
— Ну а если скажу, что я отравила Головчанского?.. — робко заикнулась Анна Леонидовна.
— Тоже стану проверять. Чтобы вынести обвинительное заключение, одного признания мало. Нужны более веские факты и доказательства.
Огнянникова вроде бы повеселела:
— Никого я, конечно, не отравляла. Мне всю жизнь Головчанский отравил…
— Давайте по порядку. С чего началось?
— С проклятой фотографии… Это он меня пьяную сфотографировал, а после шантажировать начал. Сколько могла, я держалась, но потом… — На глазах Огнянниковой навернулись слезы. — Короче, в прошлом году я действительно провела отпуск с Головчанским в Николаевке. И нынче он сбивал туда поехать. Сначала согласилась. При условии, что заедем на недельку в Москву, кое-что из одежды мне купим. Поэтому Головчанский и написал родителям Хачика письмо. Потом я категорически отказалась…
— Почему?
— Хачик со своим сватовством подвернулся, златые горы стал обещать. Не пойду я, конечно, за Хачика, не люблю…
Зазвонил телефон. Бирюков ответил и тотчас услышал в трубке приглушенный голос Славы Голубева:
— Игнатьич, покраска волос состоялась в центральной парикмахерской, возле рынка, первого сентября утром.
— Одну минуту, сейчас уточню… — Антон посмотрел на Огнянникову. — Когда вы перекрасили волосы?
— Утром первого сентября, — опустив взгляд в пол, тихо ответила та. — Дети с букетами цветов в школу бежали…
— Все точно, Слава. Загляни теперь в прокуратуру. Может, у Лимакина будут какие поручения, — сказал Антон и положил трубку.
Огнянникова приподняла глаза:
— Проверяли, правду ли говорю?
— Я предупредил, что стану все ваши показания проверять.
— Можете не утруждаться — лгать больше не буду. Бирюков пригляделся к красивому даже в расстройстве лицу Огнянниковой и вдруг сказал:
— Аня, по-моему, мы с вами уже раньше встречались по одному из уголовных дел…
Тонкие брови Анны Леонидовны удивленно приподнялись:
— Что-то не помню…
— И я вас сразу не смог вспомнить — тогда вы были блондинкой. Летом прошлого года обворовали магазин в селе Заречном. Одной из улик, уличающих преступников, являлась бутылка французского коньяка «Камю», которую вы незаконно продали со склада. И вот я приходил в райпо, выяснял у вас этот вопрос… Вспомнили?..
Огнянникова смутилась:
— Три бутылки я в тот раз продала: завмагу из Заречного Тоне Русаковой, Галке Тюменцевой — из кулинарного магазина и одну себе…
— А знаете, почему тот случай вспомнился?..
— Почему?
— Вы тогда очень откровенно все рассказали и здорово помогли следствию. Давайте и сейчас так, не скрывайте ничего.
Огнянникова недолго поколебалась:
— Что уж теперь скрывать, если у вас и протоколы, и справки… Записывайте…