Вскоре на одной из штрафстоянок был обнаружен автомобиль Брендона Кали. Его нашли в лесу туристы и вызвали эвакуатор. Следов пребывания Эндрю Шина в машине найти не удалось, но земля в багажнике по составу полностью соответствовала образцам почвы с подошв убитого и образцам с его придомового участка.
Оставался лишь один открытый вопрос: отдавал ли убийца отчет своим действиям в момент преступления? С этим предстояло разобраться судебно-психологической экспертизе.
Несколько недель Эндрю и Дэвида посещали разные эксперты с целью установления его дееспособности. Мнения психиатров разделились, но все они сходились в одном: Эндрю был не в состоянии отличить хорошее от плохого. Он отдавал отчет своим действиям, знал, что убийства противозаконны и наказуемы, но был абсолютно уверен в правильности своих решений и действий.
– Я действовал из лучших побуждений, из любви и уважения к Энтони Гарднеру, – говорил он экспертам.
Эндрю не испытывал ненависти к своим жертвам. Он считал их плохими людьми – всех, кроме Гарднера. Они должны были умереть, чтобы искупить свою вину перед писателем и сослужить ему материалом.
– От их смертей оказалось пользы куда больше, чем от их жизни. Вы уже читали последнюю книгу Гарднера?
Экспертам казалось, что их мнение относительно творчества Гарднера было куда более интересно Эндрю, чем его собственная судьба. Эта отстраненность и полное отсутствие эмпатии по отношению к семьям жертв навели экспертов на мысли о том, что Шин страдает психопатическим расстройством. Психиатры связывали это с событиями из детства, о которых Эндрю упорно отказывался говорить.
Лишь одному психоаналитику удалось его разговорить.
– Эндрю, вы фантазировали об убийствах прежде, чем перейти к действиям? – эксперт откинулся на спинку стула и принял расслабленную позу.
– Разве что в самом начале, но потом нет. Я просто знал, что должен это сделать, чтобы Гарднер написал хорошую книгу обо мне, – Эндрю рассматривал свои ногти.
– Что вы чувствовали в момент совершения преступлений? – эксперт внимательно посмотрел на него.
– Хотите знать, понравилось ли мне? – Эндрю усмехнулся. – Пожалуй, да. Это было так, будто я уже пишу свою историю, оставляю свой след. Понимаете?
Эксперт кивнул, не желая перебивать Шина.
– Я чувствовал себя сильным, чувствовал, что что-то значу, что-то решаю, – Эндрю мечтательно улыбнулся.
– У вас есть друзья? Вы часто проводите время вместе?
– Нет, у меня нет друзей, если не считать книжного клуба.
– Почему? – как бы невзначай спросил психоаналитик.
– Моя мама… – Эндрю замолчал и насупился.
– Что? Не позволяла вам заводить друзей?
– Нет, я не мог пригласить одноклассников с ночевкой, потому что она пускала в дом мужчин, – щеки Эндрю покраснели.
– Как думаете, почему она их приводила? – эксперт поправил очки и вернулся в свою позу.
– Не знаю. Она говорила, что они ей помогают, – Шин пожал плечами.
– Вы ревновали маму к этим мужчинам, Эндрю?
– Нет! Да! Не знаю. Мне просто было страшно, – слезы хлынули из глаз Шина.
После того как Эндрю выпил стакан воды и немного успокоился, напряжение от груза прожитого схлынуло, и он решил рассказать эксперту все о том, что произошло с ним в лагере, и о том, что он регулярно слышал, забравшись с головой под одеяло в своей комнате.
С учетом поставленного диагноза и ввиду полного отсутствия раскаяния со стороны Эндрю присяжные приговорили его к пожизненному заключению с отбыванием наказания в лечебно-исправительном учреждении.
Когда присяжные огласили свое решение, мать Эндрю закричала, как раненый зверь, ее лицо покрылось красными пятнами. Женщину сотрясали рыдания.
– Вы бессердечные! Все бессердечные! Мой бедный мальчик!
Сотрудники охраны вывели женщину из зала суда и передали в руки медиков.
Эндрю, напротив, сохранял спокойствие. Он даже извинился перед родственниками своих жертв, но не потому, что ему важно было получить прощение, а потому, что так сказал адвокат. В дальнейшем он собирался подать ходатайство о снижении суровости наказания для своего подзащитного. Адвокат не испытывал ни малейшей симпатии к клиенту: все, что он делал, он делал исключительно для себя и своего портфолио успешного правозащитника.
В учреждении, куда поместили Эндрю, были книги, но только разрешенные, поэтому выбор оказался невелик. Тем не менее с книгами было лучше, чем вовсе без них. Пусть Эндрю и читал бо́льшую часть скудной больничной библиотеки, но само знание того, что он в любое время может прикоснуться к чужой истории, делало его менее одиноким.
Дэвид до самого суда отказывался от встреч с матерью. Впервые они увиделись в зале заседаний, когда Дэвид был в наручниках, а Элена в слезах. В один день она потеряла сразу двух близких сердцу людей. Сын остался жив, и, несмотря ни на что, Элена продолжала его любить, но она понимала, что как раньше уже не будет.