Последний знак

Они писали справедливые, но неприятные вещи. Говорили, что сам сюжет далек от реальности, что персонажи исчерпали себя в ранних работах и теперь все их действия и решения выглядели неискренними, даже сумбурными. Они подчеркивали, что если бы не знали, что это работа Гарднера, то решили бы, что кто-то неумело пытается скопировать его стиль.

Но скопировать себя прежнего безуспешно пытался сам Энтони. После такого оглушительного провала Гарднер стал искать утешение на дне стакана, чередуя алкоголь с наркотиками. Он забывал о лекциях, почти перестал появляться в колледже.

Однажды утром зазвонил стационарный телефон в номере Гарднера, его сотовый был разряжен уже около недели. Энтони хотел забыть о мире и чтобы мир забыл о нем и его падении.

– Алло, мне ничего не нужно, – пробурчал в трубку Гарднер, недовольный тем, что нарушили его добровольное отшельничество.

– Тони, это Марк, – раздалось в трубке.

Энтони сразу узнал голос декана. Они с Марком были знакомы уже лет десять и питали симпатию друг к другу.

– А, Марк. Слушай, прости… – начал было извиняться Гарднер.

– Послушай. Мне очень жаль, но ты должен подписать бумаги об увольнении. Мы просто не можем оставить студентов без курса английской литературы. Сделаем все по-тихому. Напишешь заявление по собственному желанию. Если ты возьмешь себя в руки, я даже готов дать тебе рекомендации, – Марк замолчал, ожидая реакции.

– Я не могу потерять еще и работу, – голос Энтони совсем потух.

– Слишком поздно, я прикрывал тебя, пока это было возможно. Отговорки, которые я придумывал, больше не работают. Тебя не было почти полгода. Больше ждать мы не можем. Прости.

– Прости, – тихо повторил Энтони и повесил трубку.

На следующий день он подписал документы об увольнении. Он больше не был профессором, не был отцом и мужем, не был писателем, он стал никем. Никем с кучей комплексов и зависимостей.

Деньги, полученные с продаж его последней книги, быстро заканчивались. Аванс за новую рукопись Энтони так и не получил. Сирене было жаль его, но она понимала, что на кону не только прибыль, но ее имидж.

– Приходи, если напишешь что-то стоящее, – с сочувствием сказала Сирена, когда Тони попросил ее об авансе.

Вот только ничего стоящего написать он не мог. Он вымучивал из себя слова, складывал их в предложения, но слова не оживали, они так и оставались мертвыми.

Энтони стал выкладывать в Сеть короткие зарисовки в поисках оценки и поддержки. Он надеялся, что так сможет вернуть себе вдохновение. Но все эти тексты встречали лишь критику. Конечно, несколько постоянных читателей подбадривали его, но привыкшему к всеобщему обожанию, избалованному вниманием автору этого было недостаточно. Энтони стал как птица, лишившаяся перьев. Он помнил, как летать, у него все еще были крылья, но поднять его в небо они больше не могли.

Помочь ему снова опериться мог лишь один человек, который никогда, даже после расставания, не переставал верить в него. Человек, которого Энтони так глупо и совершенно незаслуженно обидел и отодвинул на задворки своей жизни.

Ему не хватало смелости говорить с Эленой трезвым, а к тому моменту, когда страх отступал, он еле ворочал языком. Он набирал ее номер, тяжело дышал в трубку, плакал, лепетал полуразборчивые слова о семье и прощении.

Она тоже плакала, но слушала его молча и также молча сбрасывала звонок, когда Энтони замолкал. Эти звонки причиняли ей больше боли, чем само предательство, чем его уход. Поцарапать руку о терновник не так больно, как потом обрабатывать рану, а в конце отдирать пластырь.

Элена все еще любила Энтони, но он стал для нее пластырем, который просто необходимо было сорвать, чтобы позволить коже вновь задышать. Иногда Энтони просил позвать сына к телефону, но Элена знала, что он сделает только хуже, если станет говорить с сыном в таком состоянии, поэтому врала, что его нет дома. Она не хотела ранить Тони, ведь знала, что Дэвид откажется разговаривать с ним. Он не звонил отцу даже в день рождения, а его номер добавил в черный список. Элене же выпала роль посредника в их молчаливой войне, будто ей и без того не было трудно.

– Я больше не могу, – однажды сказала мужу Элена. – Ты должен обратиться к психотерапевту. Наши разговоры не помогут ни одному из нас. Я не могу вытащить тебя, Тони. Я могла спасти тебя, когда тебе нужна была только моя любовь. Сейчас ты ищешь народной любви, не моей. Я тебе ее дать не смогу. Я даже не уверена, что смогла бы вновь подарить тебе свою, если бы ты искренне нуждался в ней. Слишком много случилось с тех пор, когда любить тебя было легче, чем не любить. Я отправлю тебе номер телефона хорошего специалиста. Обещай, что обратишься за помощью.

– Обещаю.

Это было не то, что хотел услышать от нее Тони. Но ему не оставалось ничего, кроме как брать, что дают. Он не знал, что после его ухода Элена начала встречаться с новым мужчиной, который часто оставался в его доме и частично стал ему заменой.