Последний выбор

Мы покатились неспешно по улице пустого города, в зеркалах расплывается от вибрации наш общий дом. Там жена и дети, но я еду в какую-то чёртову задницу ради совершенно постороннего мне парня. Зачем? Наверное, это входит в мой новый способ сосуществования с Мирозданием. Образ жизни, в котором у меня, внезапно, есть друзья. Никогда в жизни не было. Были люди, называвшие себя таковыми, чтобы что-то от меня поиметь (и небезуспешно). Но теперь я еду, потому что рядом беловолосая синеглазая приёмная дочь Артёма, и потому что меня попросила шебутная дочка Ивана, и потому что просто могу, и потому что это правильно. Потому что сказать: «Это не моё дело», — никак не получается. Не откроется пасть такое ляпнуть. Вот так и встревают во всякие дурацкие истории.

Переход совершился плавно и незаметно, раз — и мы на Дороге. Настя удовлетворённо кивнула:

— Получилось.

— Куда едем?

— Не волнуйтесь, я доведу. А тут странно…

Я с недоумением огляделся, но вокруг был привычный туманный пузырь со смутными силуэтами на обочинах.

— Ах, да, вы же не видите…

Девочка сдвинула на лоб тёмные круглые очки с плотными боковушками, немного похожие на сварочные, и смотрела вперёд широко раскрытыми синими глазами.

— И что там? — спросил я.

— Это сложно описать. Верхний слой — тлен и ужас. Мёртвый, сгнивший, жуткий мир. Через него идет физический план Дороги. Нижний слой — нити и сферы, плоскости и фракталы, очень красиво. А между ними — структуры и связи, тяги и приводы, трубы и провода, узлы и плетения… Не в буквальном, конечно, смысле. Это мозг подстраивается, подбирает ассоциации.

— Хотелось бы на это посмотреть.

— Да, мне жаль, что я не могу это вам показать. Вы, наверное, поняли бы больше меня. Оно всё такое… техническое. Как будто большой-большой механизм, старый, потрёпанный, но ещё исправный. Я это воображаю себе как древние башенные часы. Какие-то шестерёнки уже не крутятся, какие-то заедают, минутная стрелка на оси повисла, часовая идёт рывками, фигурки выезжают не те, не в свой черёд и не туда, внутри свили гнёзда птицы, завелись крысы и поселились бомжи, но главный механизм пока крутится, понимаете?

— Ещё как понимаю. Особенно насчёт бомжей. Они не просто поселились, они и половину деталей на цветмет спи… сдали.

— Это вы о чём? Ой, пора, сворачивайте вот тут — видите, дорожка пошла?

Я свернул, УАЗик подпрыгнул и загремел колёсами по брусчатке. Тревожно огляделся, но город вокруг пуст, заброшен и, скорее всего, безопасен. Современный мегаполис, а брусчатка — историческая часть, как в Москве. Вообще, похож на столицу нашей Родины — дорого, пафосно, просторно, надписи по-русски: «Соблюдайте социальную дистанцию!», «Оставайтесь дома!», «Самоизоляция — долг каждого!». Огромные штендеры вдоль дороги повторяют эти непонятные призывы, им вторят красочные плакаты на стенах: «Твой дом — твоя крепость!» — и заключённая в стеклянный шар, как старинная игрушка, квартира. «Дружите удалённо!» — два юноши, протягивающие друг другу что-то вроде сетевого кабеля. «Расстояние чувствам не помеха!» — мальчик и девочка с телефонами, пересылающие друг другу сердечки — ну, или красные жопки. «Если хочешь быть здоров — то живи всегда один!» — счастливый толстощёкий индивидуалист в трениках на диване. По роже видно — здоров, как болотная жаба, и столь же доволен собой.

Тротуары размечены цветными линиями, образующими отстоящие друг от друга на два метра коридоры. На стенах через трафарет белой краской: «Не открывайте окна во время дезинфекции!», «Уважайте труд курьеров! Они рискуют для вашей безопасности!». Не знаю, что тут стряслось, но опытным взглядом путешественника я бы определил здешний коллапс как примерно годовой давности событие. Пыльно, заброшенно, но природа ещё не скоро возьмёт своё. Будем надеяться, люди просто покинули неуютные мегаполисы и предаются ныне радостям жизни в пасторальных пейзажах в процессе простого сельского труда. А мы прокатимся — да и уйдём восвояси.

— Далеко тут? — спросил я.

— Надеюсь, да. Хочу с минимумом зигзагов пройти.

Ну что же, проспект прямой, как по линейке, наверное, где-то там за городом он перейдёт в шоссе — есть шанс проскочить подальше.

— А что вы там про бомжей говорили?

— А, это сказка про Коммуну. Интересно?

— Очень. Расскажете?

— Могу, — кивнул я, задумчиво разглядывая проплывающий за окном транспарант на кованой ограде белоснежного собора: «И враги человеку — домашние его!».

— Мне её один бывший священник, кстати, поведал.

— Который в библиотеке теперь?

— А, ты в курсе?

— Папа рассказывал.

— Ну, тем лучше. В общем, неизвестно насколько это правда, потому что источники скудны и нерепрезентативны, но есть такая версия. Дескать, Первая Коммуна, подобно многим до неё и многим после, началась с научного эксперимента, выдернувшего их из собственного среза в локаль. И так они удачно попали, что Ушедшие как раз ушли, а на их место ещё никто не пришёл. Весьма пытливое и научно подкованное сообщество оказалось у осиротевших рычагов управления Мультиверсумом и с отвагой неофитов ринулось рулить.