— Ну, это все знают… — разочарованно сказала Настя. — Они спасли Мультиверсум, наладили связи, транспортировку энергии…
— Это парадная версия, да, — кивнул я, — но есть и другая. Она не такая благостная. В ней говорится, что первым делом предприимчивые первокоммунары приватизировали оборудование Ушедших и начали использовать его не по назначению, извлекая некие компоненты и превращая их в свободно трансформируемую энергию. Энергией они пользовались сами и продавали её другим, через что и обрели чрезвычайное могущество. Но детали, которые они, как те бомжи, выковыривали из механизмов Мироздания и продавали на цветмет, только казались неважными. В какой-то момент система пошла в разнос. Коммунары опомнились, начали латать механизм, как могли и как умели, но было поздно — и обрушившиеся структуры смели их дутое краденое величие. Так пала Первая Коммуна.
— Вы думаете, это правда? — спросила Настя.
— Понятия не имею, — признался я, — история давняя. Но есть некоторые моменты, которые логично в эту картину укладываются. Впрочем, сейчас это уже не так важно. Важнее — что со всем этим делать.
— И вы знаете, что?
— Откровенно говоря, нет. Мы постараемся запустить как можно больше маяков, но это очевидно временные меры. Всё дело в кристаллах — их ресурс конечен, и сколько бы мы их ни нашли в заброшенных башнях, они рано или поздно выйдут из строя все. И тогда мы окажемся в той же позиции, что и сейчас, но без малейшего понимания, что делать дальше.
— А откуда они взялись?
— Никто не знает. К сожалению, многочисленные литературные документы прошлых эпох писали сплошь гуманитарии, высокомерно пренебрегающие неинтересными техническими подробностями.
— Ой, там человек! — сказала вдруг Настя.
Чёрт, что-то я расслабился и заболтался. Решил, что тут пусто и безопасно.
Человек в костюме жанра «постап-фоллаут», вместо лица — модный противогаз. Сквозь его стекло провожает машину удивлёнными глазами. Рядом с ним тележка на больших велосипедных колёсах, полная термосумками ярких цветов. Одну из них он зацепил за висящую на стене вертикальную конструкцию — что-то вроде реечного лифта, и жёлтый параллелепипед с незнакомым логотипом медленно поднимается вверх. Когда он достиг третьего этажа, оттуда высунулось некое существо в пучеглазой маске с фильтрами и резиновых перчатках по локоть и подхватило сумку. Увидев нас, существо застыло, забыв утащить добычу в логово, и уставилось на машину своим инопланетянским рыльцем.
Мужик с сумками внизу неуверенно помахал нам рукой, я посигналил в ответ. УАЗик рявкнул неожиданно громким на пустой улице хриплым сигналом, и в пустых пыльных окнах квартир появились бледные лица. В каждом окне по одному. Они молча провожали нас расширенными от изумления глазами, как будто давно не видели автомобилей.
— Так они не вымерли? — спросила недоверчиво Настя. — А зачем заперлись?
— Да чёрт их поймешь. Давай-ка валить отсюда…
Мы осторожно объехали полуопущенный шлагбаум с табличкой «Предъяви цифровой пропуск в развернутом виде!». Ниже от руки приписано «Передвижение только в соответствии с данными о передвижении». Дорога дальше прямая, я врубил четвёртую и вышел на крейсерские восемьдесят в час.
— Нам говорили, что эпоха техников уходит, — сказала Настя, — что наступает наше время, время Хранителей.
— Вы же Корректоры?
— Каждый Корректор — потенциальный Хранитель. Надо только принять в себя всю сложность мира. Я пока не могу, приходится носить эти очки… — она щёлкнула пальцем по окуляру.
— А многим удалось?
— Не знаю…
— Хоть один живой пример есть?
— Нет, Хранители покидают наш план бытия…
— Фигня какая-то, извини. Видал я пару раз этих так называемых Хранителей — не произвели они на меня хорошего впечатления. Неприятные типы с крышей набекрень. Не похоже, что это «принятие в себя» пошло им на пользу. То ли многовато приняли, то ли не в то горло пошло. Не хочу, чтобы ты такой становилась, и не верю, что станешь.
Дорога, давно покинувшая мегаполис, заворачивает вправо, нам пора. На этот раз Настя справляется быстрее, и вскоре мы снова в туманном (для меня) пузыре. Хоть одним глазком бы глянуть, как она видит эти «механизмы мироздания». Вдруг да понял бы чего-нибудь?
— Встряли, — сказал я мрачно.
Мы выскочили так неудачно, что пришлось бить по тормозам. Корму подбросило, резина взвизгнула — но обошлось. В сантиметре от передней машины остановились. Человек в будке, посмотрев на нас, укоризненно покачал головой, я развёл руками — мол, не хотел, так получилось… Мы стоим на узком, однополосном проезде, плотно ограниченном бетонными, в рост человека, заборами. Дальше шлагбаум, рядом с которым стеклянная будка. Я оглянулся — сзади нас сразу подпёр грузовик. Спереди — две легковушки, до невозможности похожих на «жигули» пятой или седьмой модели. Квадратненькие такие. Синяя и зелёная. Водитель передней что-то обстоятельно объясняет будочнику через опущенное окно, тот кивает и записывает, уточняет, переспрашивает, кивает снова… Небыстрая, похоже, процедура.
— Мы на месте? — спросил я Настю.
— Да, это тот самый срез.