Последний сын

Из поездки сын вернулся другим. Ушел со службы, сжег все свои военные фото, куда-то дел награды. Каждый день он вспоминал тех детей на фотографии, спрашивал меня, как ему жить. Три года назад сын ушел. Три года, один месяц и четыре дня…

Я жду, что он вернется.

Телль, давно закончивший со столом, остался сидеть на полу. Он старался не шевелиться, боясь неуклюже прервать тяжелые, но родные Нине воспоминания.

— Когда у меня никто не живет, — кивнула Нина на комнату для постояльцев, — приду с работы и жду его в той комнате у окна. Оттуда хорошо улицу видно. Сижу, смотрю, а как стемнеет, иду делами заниматься… В гостинице платят немного, поэтому приходится мне вот брать постояльцев. С мая по сентябрь отбоя нет, а сейчас тяжело кого-то найти. Да и не столько из-за денег я сдаю комнату. Мне поговорить тогда есть с кем. Когда никого нет, я с сыном, сама с собой разговариваю.

Нина вернула на стол вазу с цветами. Теллю было жаль эту женщину, но он не знал, что сказать ей. Любое слово могло сделать только больнее.

— Надо завтракать, — вздохнув, вернулась из воспоминаний Нина. — А потом: вы на море, я на рынок. Можно так весь день простоять, только толку от этого? Ничего уже не изменишь.

***

Накануне отъезда Телль проснулся от стука распахнувшейся форточки. Ворвавшийся в комнату ветер поднял к потолку шторку, раскачал лампочку. Закрыв форточку на завертку, Телль поглядел в окно. Ветер гнал по улице пыль, давно упавшие листья, гнул деревья.

В кухне на столе лежала записка ушедшей на работу хозяйки: "на море шторм!"

— Мы шторма еще тут не видели, — сказал за завтраком воодушевленный Ханнес.

Когда они с отцом вышли из дома, вокруг было так, словно наступили сумерки. Край дороги оказался засыпан принесенным ветром с берега песком. Суровое небо давило море, которое вырывалось из-под тяжести туч, бросаясь волнами на берег.

От рева и ветра закладывало уши. Песчинки обжигали лицо. Встав на самом краю бушующей стихии, возле растекающейся по песку белой пены, Ханнес вскинул руки.

— Вот это да! — крикнул он.

Телль едва смог расслышать его слова.

Идти по берегу к стоянке лодок было опасно. Море там уже подступило к краю обрыва, раз за разом оставляя на его стене пену. Ханнес показал отцу, что можно забраться на сам обрыв и пройти по нему. Взяв Телля за руку, он быстро повел его по высохшей траве, переступая выпирающие корни деревьев.

От рыбачьей стоянки остались только торчащие из песка столбы. Рыбаки успели убрать свои лодки, следы которых вели от берега по разделяющей обрыв песчаной дороге вверх к домам.

— Не хочет море вас отпускать, сердится, — сказала Теллю с мальчиком за обедом Нина. — Вы, если снова пойдете к нему, то далеко не уходите.

Но море уже стихло, словно устав после утреннего разгула.

— Каждый раз оно разное. Сколько ни смотри на него — все равно мало, — признался Ханнес, остановившись у края берега.

— Придем еще завтра сюда, перед отъездом? — предложил Телль.

Сын сделал отпечаток ботинка на мокром песке.

— Тогда будет еще тяжелее уезжать. Когда мы тут днем, когда море — вот оно, все перед тобой, — не хочется его оставлять. Так бы обнял его и забрал с собой. А если расставаться, то пусть уж — когда стемнеет.

Телль вытащил из кармана две монетки и протянул одну сыну.

— Это зачем? — рассматривая монету, спросил Ханнес.

— Чтобы мы сюда вернулись, — объяснил отец.

Ханнес посмотрел на него, но ничего не сказал. Он отошел назад, разбежался, и брошенная монета упала далеко в воду. Телль тоже бросил в море монету, потом — еще одну.

— Это — за маму.

Проводив глазами улетающих к лиману чаек, сын стал ждать заката, не отрываясь от медленно спускающегося к воде солнца. Телль хотел спросить Ханнеса, о чем тот думает. Вряд ли это были мысли о предстоящем — слишком сильным и вдохновенным для них выглядел мальчик. А, может, он действительно так принял неизбежное?

Сын словно понял отца.

— Хочу запомнить, как заходит солнце, — сказал Ханнес. — В нашем городе такого не увидишь.

Когда большое уставшее солнце погрузилось в засыпающее море, и желтое зарево заката исчезло в надвигающейся тьме, Телль позвал сына домой.

К ужину хозяйка испекла пирог. На столе стояли две большие бутылки, внутри которых было что-то густое красное со светлыми маленькими косточками.

— Томатный сок, — сказала Нина. — Сама делала. Одна для вас сейчас, другую с собой возьмете в дорогу.

— А вы как же? — спросил Телль.

— У меня еще есть, — ответила хозяйка. — Сыну в начале осени приготовила. Он любит томатный сок.

Утром она ждала Телля и Ханнеса на кухне с завтраком.

— Я отпросилась на работе. Хочу проводить вас.

Из дома вышли затемно. Когда Нина и Телль с сыном повернули с улочки на дорогу, Ханнес остановился. Он оглянулся на море, но там только блестела дорожка света, уходящая к далекой ясной луне.

— Надо было вам, наверное, город сходить посмотреть, — сказала Нина. — Не догадалась я предложить вам.

— Ничего, — отозвался Телль. — Город мы и у себя увидим. А моря у нас нет.

Дорога от моря выходила к широкой улице с фонарями, клумбами и скамейками.