Последний сын

Фина не жалела о своих словах. После них она могла бы вообще уйти с работы, и никто не задержал бы ее. Но такой уход стал бы подарком всем им. Фина остановилась у окна напротив своего кабинета, положив ладони на подоконник. За бетонным забором с проволокой дрожали от ветра листья тополей, проплывали кузова грузовиков, а за ними мимо домов с одинаковыми окнами шли вправо пешеходы.

Фина вспоминала, как давно, на воскреснике, она сажала те тополя. Деревца были маленькие, тонкие. Потом их макушки показались из-за забора, а теперь их уже не увидишь из окна — так они высоко.

Вдруг Фина поняла, что она прожила свою жизнь, глядя на мир из окна. И видела лишь то, что было видно оттуда.

Она попыталась открыть окно, но закрашенный шпингалет не поддался. Тогда Фина дотянулась до форточки, дернула ее, и на цыпочках стала вдыхать запах улицы. Внизу потянулись из актового зала переодеваться к себе в мастерские рабочие.

Сзади сквозняком хлопнула дверь. Фина быстро закрыла форточку и, оглядевшись, пошла к себе в кабинет. Там на ее месте уже сидел новый начотдела. Он молча протянул Фине приказ об увольнении за нарушение трудовой дисциплины. Фина прочла его и вернула.

— Я ничего не нарушала.

— Хорошо, — сказал начотдела и ушел.

Коллеги тотчас стали сторониться Фины. Даже за дверями проходной никто не обратился к ней, не сказал "до свиданья".

На следующий день Фину уже не пустили на работу.

***

Фине тяжело было принять то, что, после стольких лет, отданных этой работе, она оказалась не у дел. Первое время Фина по привычке шла к своей проходной, но останавливалась через дорогу от нее, глядя на заходивших в двери людей. Фина даже немного завидовала им, но категорически не хотела себе в том признаваться. Саму ее нигде на работу не брали, куда бы она ни обращалась.

"Нет мест. Возраст. Не подходите", — говорили ей.

Отвлечься, забыться Фине стало не на что. Одиночество с каждым днем давило сильнее. И вокруг — все не то, все не так, все мешало. Не зная, куда себя деть, Фина иной раз спрашивала: зачем она на собрании сказала те слова? Неужели никак нельзя было обойтись без них?

Постоянно думая над произошедшем, Фина снова и снова приходила к выводу: нельзя. Смолчи она тогда — осталась бы до конца жизни со своим стыдом, а уж солгать…

То, что сейчас, — надо просто пережить, как бы невыносимо оно ни было.

Кроме как с мужем, Фина целыми днями ни с кем не разговаривала, слыша человеческую речь только по Нацвещанию.

С каким бы удовольствием она выдернула шнур телеприемника вместе с розеткой! Останавливало Фину лишь то, что, может, по Нацвещанию будут вести о Телле.

Дальше думать про мужа на войне было страшно. Она переживала за родного, единственного близкого человека, который попал на сторону лжи, подлости, и который, получается, сражается за это. Неужели он убивает людей, защищающих свою землю, свой дом, ничего плохого ему не сделавших? И, каким бы Телль хорошим, добрым ни был для Фины, они окажутся правы, если убьют его.

— Как же так вышло, родной мой! — сокрушалась Фина. — Как же так?

Вокзал

Чтобы вернуться в нормальную жизнь, нужно было придумать себе дело. Но, чтобы придумать его, нужна свободная голова. Отвлечься же от своих мыслей Фина не могла. Она просто не знала как.

Еще у соседей все время кашлял заболевший ребенок. В кухне Фине это было особенно слышно. Когда мальчик захныкал из-за горького лекарства, и на него стал орать отец, Фина не выдержала. Быстро одевшись, она выскочила из квартиры на улицу.

Уже стемнело, во дворе не было никого. Взглянув на окно соседской комнаты, где лежал больной мальчик, Фина поняла, что сейчас повела себя, как Телль. Сама бы она стукнула соседям в стену, чтобы те вели себя тише.

Фине стало жалко малыша — и потому, что он болеет, и потому, что у него такой отец.

Только вот ее детей никто не пожалел.

Фина подняла голову. Как ни заслоняли, как ни прятали огромные дома от нее мир, все-таки до неба им было не добраться. Конечно, что могли, они сделали — вытянувшись изо всех сил, оставили Фине от черной бесконечной вышины лишь маленький кусок. Но и в нем точками светились звезды. Может быть, именно в эти мгновенья на них глядит Телль?

"Как ты там? Думаешь ты обо мне? Есть ли у тебя там хоть немного времени вспомнить меня?" — спрашивала его Фина.

Утром она отправилась к дому, где с мужем они прожили столько лет. Раньше Фина была уверена, что никогда туда не вернется, даже близко не подойдет к той квартире. Ведь именно там не стало Ханнеса. И там она потеряла двух других сыновей.

Тоска по мужу, одиночество, неприкаянность вели сейчас туда Фину. Вот фонарь, на который любили смотреть Телль с маленьким Ханнесом. Каждый вечер Телль брал сына на руки и подносил к окну.

— Смотри, огонёк, — показывая на тот фонарь, говорил он.

— Анёк, — повторял Ханнес.

Тогда ему было полтора годика.