Последний штрафбат Гитлера. Гибель богов

Впрочем, простых солдат эта неразбериха никак не касалась, на нижнем уровне царила полнейшая определенность. Они занимали позиции на переднем краю обороны и знали, что большинство из них останется там навечно. Едва они обосновались на этих позициях, как им зачитали последний приказ фюрера: Зееловские высоты — замок Берлина, ни шагу назад и все такое прочее. «Военные трибуналы должны утверждать самые суровые приговоры на основе следующего принципа: тот, кто боится принять честную смерть в бою, будет казнен за трусость», — объявили им. Параграф пятый, пункт второй. Их любимая присказка теряла силу. Следующая ходка была на небо. Чтобы не оставалось никаких иллюзий, возродили практику заградительных отрядов. За их спинами стояли пулеметы, готовые немедленно заработать, если увидят их грудь вместо спины. Они оказались между молотом и наковальней, молотом русских танков и наковальней эсэсовских пулеметов, у них не было шансов выжить.

Они старались не думать об этом, они запретили себе думать об этом, чтобы продолжать жить. И после короткого шока жизнь быстро вошла в привычную колею. Русский молот оказался не таким страшным, каким представлялся, вбив два клина на западном берегу Одера, он неожиданно прекратил удары, как будто руки молотобойца опустились от изнеможения. Эсэсовские части стояли не сзади, а рядом с ними, в передней линии. Дни удлинились, но не настолько, чтобы лишить их приятного вечернего отдыха на открытом воздухе, когда они сидели на земле в спасительной полутьме, шутили, смеялись и пели свои любимые песни.

Das war ein Ragout

Это была сборная солянка. Весь февраль и март до самой середины апреля на позиции на западном берегу Одера прибывали новые части. Кого здесь только не было!

Как-то раз вечером на небольшую площадку перед штабным блиндажом въехал тупорылый городской автобус. Из распахнувшихся дверей кряхтя вылезли три десятка старичков в одинаковых одеяниях и принялись с интересом оглядываться вокруг. Они напоминали группу пенсионеров или, вернее, обитателей дома престарелых, приехавших на бесплатную экскурсию.

— Деды, вы хоть знаете, куда вас занесло? — спросил опешивший Вортенберг. — Это передовая и здесь, между прочим, стреляют.

— Мы — фольксштурм, второй взвод третьей роты четвертого батальона пятого полка шестой дивизии, — бодро отрекомендовался крепкий шестидесятипятилетний старик с усами подковой, обрамленными обвисшими щеками, — ефрейтор запаса Эвальд Штульдреер. — Он приложил огромную клешню с изогнутыми артритом пальцами к военной фуражке неизвестной национальной принадлежности и одновременно выставил вперед левую руку с нарукавной повязкой Вермахта. — Мы из Берлина, — добавил он, как будто это все объясняло.

Приказ фюрера о создании фольксштурма ускользнул от внимания Юргена. Он и так-то не особо вслушивался в приказы, не имевшие прямого отношения к их батальону и, следовательно, к нему лично, а в середине октября прошлого года они и вовсе были в Варшаве, им было ни до чего, они приходили в себя после двухмесячных непрерывных боев. Пропагандисты талдычили о тотальной войне, но Юрген понимал тотальную войну как войну на всех фронтах, они и так ее вели. Что же до приказа о призыве на военную службу мужчин в возрасте больше 60 лет, то это воспринималось не как приказ, а именно как призыв к добровольному вступлению в ряды Вермахта, очередная пропагандистская патриотическая акция. Ее нельзя было принимать всерьез. Несколько тысяч горящих боевым задором старичков, конечно, нашлось бы, их бы направили в гарнизоны в глубине Германии на смену регулярным частям, отправляемым на фронт. То, что война может сама докатиться до этих тыловых гарнизонов, даже не приходило в голову. Как и то, что части фольксштурма пошлют навстречу войне, на передовую.

— Старики, вам здесь не место, — сказал Вортенберг, казалось, что он просто озвучил мысли Юргена, но он и сам думал так же. — Это наше место, — продолжил он, — отправляйтесь в тыл. В тыл! — подхлестнул он. — Кругом марш!

Фольксштурмовцы наконец поняли, что они не туда заехали. Они двинулись назад искать место расположения своей части. Оно было действительно в тылу, в глубоком тылу, в полукилометре за позициями 570-го батальона.