Последний рубеж. Роковая ошибка

– Ну и ну! – сказал Фокс, потирая колени ладонями. – Вижу, это было прямо как в кино. Жаль, что меня там не было. И как вы это истолковываете, мистер Аллейн? Например, что касается сестры Джексон. Она зашла в комнату покойной около девяти вечера, тот, который на каучуковых подошвах, увидел это из чулана и теперь ее шантажирует. И это дает нам еще одно доказательство – если мы в нем нуждаемся, – что «каучуковые подошвы» – это Клод?

– Продолжайте.

– Но, – сказал Фокс, широко раскрыв глаза, – но когда доктор (каковым он, строго говоря, не является, но так уж и быть) звонит ей через час или около того и велит явиться в комнату номер двадцать, она приходит и видит, что постоялица умерла, разве она говорит, – тут мистер Фокс комично спародировал женский голос, – «О, доктор, я заглядывала сюда в девять, и она была здорова как корова»? Нет. Не говорит. Держит язык за зубами и суетится с желудочным зондом. А почему? Почему бы ей не упомянуть о своем визите?

– Шрамм утверждает, что еще до всего этого сестра Джексон в припадке ревности грозилась причинить зло миссис Фостер и теперь боится, как бы он не подумал, что, зайдя в комнату, она приложила руку к тому, чтобы напичкать покойную барбитуратами.

– Ах вот как, – сказал Фокс. – Но загвоздка в том, что миссис Фостер, согласно нашему толкованию улик, была сначала одурманена наркотиком, а потом задушена. Однако доктор, похоже, не знает, что она задушена, а если это правда, то он чист. Это нам что-нибудь дает?

– Да, Фокс. Думаю, это нам многое дает.

– Вы хотите сказать, что сестра Джексон сумела провернуть все сама – с подушкой и всем прочим?

– О, вот тут вы меня подловили. Я думаю, что это ревнивая обиженная женщина с жестоким характером. Бывали случаи, когда ревнивые обиженные женщины убивали своих соперниц, но вообще-то они более склонны ублажать своих мужчин, чтобы вернуть их, и, судя по тому, как сестра хлопотала вчера вокруг пьяного Шрамма, я бы не исключил, что она относится как раз к этому типу.

– В общем и целом эти двое нам немного спутали карты. У нас все уже более-менее складывалось – ну, хорошо, у меня все складывалось, – мистер Фокс угрюмо посмотрел на Аллейна, – и вопрос был лишь в том, чтобы разыскать Клода. И тут – на́ тебе – неожиданно появляется эта дурацкая парочка.

– Весьма бесцеремонно с их стороны.

– Ага. А с фронта поисков Клода, кстати, никаких обнадеживающих новостей. Звонили из Ярда. Поиски ведутся, как любит писать пресса, в общенациональном масштабе, но ниоткуда ни звука.

– А из Саутгемптона?

– Они послали полицейского в штатском в «Занимательное чтиво» на Порт-лейн. Это действительно адрес «почтового ящика», но ничего для «Морриса» там не получали. Парень, который держит магазин, очень хитер – они его подозревают в связи с наркоделами, но так и не смогли найти доказательства, чтобы прищучить его. Детектив-инспектор, с которым я разговаривал, считает вероятным, что Клод Картер сбыл то, что привез на корабле, именно там. Если он собрался бежать через Саутгемптон, он не преминет забрать деньги, выманенные шантажом у сестры Джексон.

– Предположим, она пошлет их сегодня, почтой первого класса, все равно они придут не раньше завтрашнего дня, – сказал Аллейн.

– Наружка держит магазин под круглосуточным наблюдением. Если он только высунет нос – они его схватят, будьте уверены, – ответил Фокс.

– Если. Странно все это, вам не кажется? Вот он, собственной персоной, вынюхивает что-то в Квинтерн-плейсе, шастает по всей округе до (если верить Арти) двенадцати или (если верить Брюсу) девяти часов прошлого вечера. Идет по улице с рюкзаком за спиной. Открывает скрипучую калитку, проходя на кладбище, оставляет там свои следы – и исчезает.

– Вот он тут – а вот его уже нет. Нервы сдали, вы так не думаете?

– Мы не должны забывать, что он оставил записку для миссис Джим.

– А может, все просто? Может, – злобно сказал Фокс, – он, эдак вальсируя, с глупой улыбкой на лице, снова объявится в тетушкином доме? Может, сестру Джексон шантажирует кто-нибудь другой, и мы сядем в лужу?

– Это наш профессиональный риск, – отрешенно ответил Аллейн и будто бы сам себе добавил: – «В воздухе прозрачном рассеялись, растаяли они»[118] и после следов в проходе на кладбище не осталось ничего, все исчезло «бесследно, как туман». Но почему? И куда, черт возьми? И каким образом?

– Во всяком случае, не на лондонском поезде, – сказал Фокс. – На вокзале сообщили, что никто с него не сходил и не садился на него в Большом Квинтерне.

– Автостопом?

– Хорошая работенка будет для наших ребят. Давать объявления в газетах? А толку?

– У вас какое-то безнадежное настроение, мой бедный Лис, – заметил Аллейн.

Мистер Фокс, который хоть и ворчал время от времени, никогда ни в малейшей степени не поддавался хандре, спокойно проигнорировал его замечание.

– Я вас взбодрю, – продолжал Аллейн. – Вам нужна перемена места. Что скажете насчет пикника под луной?

– Ну-ка, ну-ка? – настороженно воскликнул Фокс.