Стыдно вспомнить, но Бенжамен тогда поддался общей панике. Злосчастная статья в «Журналь де деба», опубликованная так не вовремя, не давала ему покоя, в своих мыслях он видел поднятый нож гильотины и корзинку, куда скатится его голова. Лошадей было не достать; целый день он прятался, точно его уже разыскивали по всему городу, и всё же тайком отправил Жюльетте письмо, прося о позволении провести свои последние часы подле нее. Ответа не было – или он затерялся, потому что той же ночью Констан, наконец, вырвался из Парижа, проскакал без остановки до самого Анже, а там его встретили тревожные вести о беспорядках в Вандее. Он повернул назад.
Знакомые удивлялись, увидев его на парижских улицах. Тогда он сам отправился к Фуше – будь что будет! Лучше смотреть опасности в лицо, чем чувствовать ее дыхание затылком. Фуше был с ним любезен и держался дружелюбно – ни упрека, ни намека на возмездие! Не выдержав, Констан сам упомянул о своей статье, точно чересчур расхрабрившаяся мышь, решившая дернуть за ус спящего кота. Фуше удивленно вскинул брови: «Журналь де деба»? А, «Журналь де л’Ампир»! Газета вернула себе прежнее название. Всё возвращается на круги своя, теперь
Констан почувствовал себя мальчиком, чересчур уверовавшим в собственные фантазии. Возможно, это влияние Жермены. Госпожа де Сталь склонна преувеличивать всё на свете, в том числе собственную важность. Когда Наполеон с Великой армией перешел через Неман, она всерьез решила, что он гонится за ней и не остановится, пока не дойдет до Санкт-Петербурга, а потому немедленно уехала оттуда в Стокгольм…
Жюльетта сидела на кушетке в томной позе, приспустив шаль со своих восхитительных плеч. Когда доложили о приходе Констана, она встала и пошла к нему навстречу, протянув обе руки. Бенжамен поцеловал их по очереди, потом поклонился сестрам Клари[10] и приветствовал Жозефа Бонапарта, удобно устроившегося в кресле. В самом деле – ничего не изменилось!
За ужином к обществу присоединились «благородные отцы». Бенжамен смотрел на Жюльетту и сам удивлялся своему спокойствию. Целых семь месяцев эта женщина заставляла его страдать и беситься от любви, и вот она смотрит на него своими агатовыми глазами, как прежде, а он не краснеет и не бледнеет, ровно дышит и участвует в разговоре, как ни в чём не бывало… Просто удивительно, что Жермена и Жюльетта могли быть подругами! Они такие разные. Жермена способна взбудоражить даже самую спокойную жизнь, а Жюльетта, наоборот, – укротить самый бурный поток, превратив его в тихую реку. Правда, у них есть и общее свойство: однажды узнав их, с ними невозможно расстаться насовсем. Вот только госпожа де Сталь притягивает к себе и отталкивает одновременно, а госпожа Рекамье не подпускает близко, но и не позволяет уйти далеко.
Дезире Бернадот рассказывала о спектакле в «Комеди-Франсез», на котором устроили долгую овацию Тальма, мадемуазель Жорж и мадемуазель Марс, которых целый год до этого травили за преданность императору. Мадемуазель Марс однажды прилюдно заставили отпороть гирлянду из фиалок, которая была пришита к ее платью, иначе она не смогла бы выйти на сцену. Зато во время торжественного вступления императора в Париж обе актрисы арендовали окно у Фраскати и появились там в шляпах из рисовой соломки с огромными букетами фиалок. Фиалки распускаются в марте, двадцатого марта родился Римский король, и в тот же день император был под стенами Парижа, вернувшись из изгнания, – как и обещал! Наполеон умеет держать слово, в этом ему не откажешь! Жозеф добавил, что его брат уже назначил придворных дам в свиту императрицы и послал за ней и сыном в Вену, а матушка и Полина тоже на пути сюда – неспешно путешествуют через Италию.
Господин Симонар сделал ядовитое замечание насчет «новой метлы» и сведе́ния счётов; Жозеф начал мягко ему возражать, защищая своего брата: император в самом деле заменил всех префектов, но это необходимая мера, чтобы заставить работать громоздкую административную машину. Никаких репрессий опасаться не стоит, замечательнейшая в своем роде революция была и останется бескровной, зато возврат к феодальным пережиткам, готическим учреждениям и средневековому варварству отныне невозможен. Император справедлив и умеет оценивать людей по заслугам. Сделал же он министром внутренних дел Лазара Карно, который, проведя десять лет в оппозиции Наполеону, в конце концов понял, что заблуждался, предложил императору свои услуги во время похода в Россию, а год назад удерживал осажденный Антверпен, даже когда Наполеон уже уехал на Эльбу, и сдал город только по приказу воцарившегося Луи Станисласа.
– К тому же общественное мнение теперь обрело такую силу, что правительствам, чтобы удержаться у власти, просто необходимо соблюдать права народов и граждан, – закончил он.