— Он съест все молодые побеги сваленного дерева, а остальное пустит на строительство. Видите, вон там его домик.
— А где же вход?
Младшие разглядывали устроенную посреди воды полукруглую кучу из камней и сучков. Удивительно: вход в домик располагался под водой!
Почему?
— Это чтобы незваные гости не могли залезть к бобру.
Младшие стояли с приоткрытыми ртами, впитывая каждое слово. Им все было интересно в лесу. Городских детей влекла и немного пугала темно-зеленая глубина хвойной чащи. Вдруг в этих зарослях спрятались волки? Или Баба-яга крадется в своей ступе? Сейчас схватит малышей, утащит в свою избушку и засунет там в печку. Ух, как здесь страшно! И как здорово!
Лесная дорога незаметно перешла в тропинку, а та, истончившись, уперлась в болото. Хотя на болото это место не было похоже: на огромной поляне просто росли кустики созревшей черники, брусники, незрелой клюквы. И лишь вдали виднелись заросли камыша и болотной осоки с милыми пушинками на кончиках стеблей.
Приседая за ягодами, девчонки смеялись синими от черники губами:
— Комаров тут видимо-невидимо!
— Это они охраняют от нас урожай!
Под кустиками и плотными зарослями прятались, светясь оранжевым сквозь траву, семейки ярких грибов, которые тесно жались друг к другу: и большие, и совсем маленькие, защищенные шляпками больших, они напоминали дружную семью с бабушками, дедушками, мамами, папами и внуками. Таня назвала бы их рыжиками, потому что они были такого же радостного цвета, как ее кот. Грибы оказались лисичками. Вот только складывать их было некуда. Бидоны и туески уже были наполнены ягодами.
В небе послышался звук мотора. Никто не испугался приближавшегося самолета. Все были уверены, что он наш. Но дети увидели крест на его боку и похожую на паука свастику на хвосте. Самолет пролетел так низко, что можно было рассмотреть летчика в шлеме и больших очках. Немец помахал детям рукой. После этого он уже не казался таким уж страшным. Кто-то из малышей даже робко приподнял руку, чтобы помахать вслед веселому дяденьке.
Самолет неожиданно развернулся, и девчонки припустились к лесу, побросав собранную чернику.
— Мама! — это закричала кудрявая Яночка из младшей группы, она бежала следом за Таней. Таня не успела добраться до леса: запнувшись о кочку, свалилась в мох вместе со своим бидоном.
Фашист стрелял короткими очередями. Таня увидела, что он хохочет в своей кабинке. Ей даже показалось, что она успела встретиться глазами с летчиком. Как можно, смеясь, целиться в детей? Она зажмурилась, вдавила лицо в мягкий бурый мох — если бы зарыться туда целиком! — и услышала тяжелый гул прямо над головой, почти чувствуя кожей острый полет пуль.
Наступила тишина. Таня подняла голову. Перед ее глазами колыхалось соцветие с множеством мелких белых лепестков и бутончиков. От него шел сладкий дурманящий запах. На цветочках копошился шмель, его задние лапки были припорошены пыльцой. А к Таниным губам и лбу прилипли мелкие колючие былинки с болота.
Она стряхнула их и только тогда заметила панамку возле кустика с незрелой брусникой. «Яна Фире» — синие буквы были выведены химическим карандашом на пришитом внутри ярлыке. Все мамы перед эвакуацией делали такие метки на вещах своих детей. Девочка из младшей группы лежала среди рассыпанных ягод, раскинув руки, с неестественно вывернутой ногой. По ее желтой кофте расползалось пятно крови…
Ошибкой было эвакуировать детей в районы, куда так быстро продвигались немцы. Жаль, об этом поздно догадались.
Их повезли обратно в Ленинград. На крыше поезда был большой красный крест. Этот символ известен всему миру, его уважали в предыдущих войнах. Он предупреждал: не бомбите — тут нет вооруженных солдат, здесь находятся больные и совершенно беззащитные люди. Трудно было даже представить, что его выберут своей целью бомбардировщики. Но в этой новой войне враг сразу повел себя не по-человечески.
Маленький самолет, который Таня увидела в окно вагона, густо сыпал какими-то черными семечками. Он стал большим, приближаясь, и через мгновение весь мир взорвался, утонул в грохоте и дыме. Полетели с нар вещи, детей отшвырнуло к стенке.
Осипшим от волнения голосом воспитательница приказала им прыгать из вагонов и бежать подальше. Таня прыгнула и побежала за другой девочкой, цветастый купол ее ситцевого платья развевался перед глазами. Они спрятались в еще дымящейся воронке и сидели там, оглушенные взрывами, ревом, пулеметными очередями, гулом пикирующих самолетов.
В воздухе шел бой, это наши истребители отгоняли немцев. Когда наступила тишина, уши ее не восприняли: в них поселились звон и противный комариный писк. Таня не расслышала, что воспитательница на этот раз говорила детям, но догадалась, что пора возвращаться к поезду и что по дороге не надо смотреть вокруг. Не надо было смотреть на эту страшную рваную груду посреди выжженной травы. И на мальчика, который лежал возле колес. У него было белое, как бумага, лицо и игрушечная машинка в руке.