Последний койот

— В результате всего этого, — сказал наконец Босх, — убийцу выпустили, и он разгуливает по улицам, считая, что преступление сошло ему с рук. А человек, который это допустил, сидит за столом у себя в офисе. Он даже выбитое стекло уже вставил и ведет себя как ни в чем не бывало. Такова наша система. Я, конечно, вспылил, а поглядите, к чему это привело? Меня отправили в административный отпуск в связи со стрессом и, вполне возможно, не позволят вернуться к работе.

Прежде чем дать оценку этой истории, доктор Хинойос кашлянула, прочищая горло.

— Рассматривая вашу версию событий, не трудно понять, отчего вы разозлились. Но это не может служить оправданием насилия с вашей стороны. Вы когда-нибудь слышали выражение «затмение нашло»?

Босх кивнул.

— Это один из способов описать вспышку ярости, последствия которой могут быть непредсказуемыми, и причины у каждого индивидуума разные. Но суть одна: накопившееся напряжение находит выход в мгновенном выбросе нервной и физической энергии. Обычно подобные энергетические выплески сопряжены с насилием, которое часто направляется против объекта, не являющегося напрямую ответственным за накопившееся у данного индивидуума напряжение.

— Если вы хотите, чтобы я рассматривал Паундса как невинную жертву, то у вас ничего не выйдет.

— Мне этого не требуется. Я хочу, чтобы вы досконально обдумали этот инцидент и дали наконец себе отчет в его причинах.

— Плохие вещи иногда случаются. Всякое бывает.

— А вам не кажется, что, применяя насилие, вы тем самым уподобляетесь человеку, которого следствие отпустило на свободу?

— Нисколько, доктор. Рассматривая как под микроскопом мою жизнь, вы, конечно, можете делить ее на части, принимать во внимание землетрясения, пожары, наводнения, массовые акты неповиновения и даже Вьетнам. Но когда дело касается нас с Паундсом, все это не имеет значения. Вы можете называть мой случай «мгновенным затмением» или как-то еще. Но позвольте сказать вам одну вещь: иногда в жизни имеет значение одно лишь мгновение, и в тот миг, когда я оказался в стеклянном офисе Паундса, я сделал доброе дело. Если все наши сеансы направлены на то, чтобы объяснить мне мою ошибку, то грош им цена. Я никогда этого не признаю. Позавчера в управлении Ирвинг прижал меня к стене и попросил подумать об извинениях. К черту извинения! Я поступил тогда правильно.

Хинойос кивнула и уселась поудобнее. Сейчас она чувствовала себя не в своей тарелке больше, чем когда-либо за все время общения с Босхом. Мельком посмотрев на часы, она, к большому своему облегчению, обнаружила, что время сеанса истекло. Босх тоже посмотрел на часы и пришел к тому же мнению.

— Похоже, — с иронией произнес он, — что мой случай отбросил психологическую науку на сто лет назад…

— Вы себе льстите. Чем больше врач узнает о личности конкретного пациента и его конкретном случае, тем лучше он понимает поступки людей в целом. Вот почему я люблю свою работу.

— То же самое я могу сказать и о своей работе.

— Вы разговаривали с лейтенантом Паундсом после этого инцидента?

— Я виделся с ним, когда отвозил на станцию ключи от машины. Паундс, видите ли, приказал мне вернуть служебное транспортное средство. Когда я зашел к нему в офис, он чуть истерику не устроил. Мелкий он человечишка, вот что я вам скажу, и, похоже, на подсознательном уровне догадывается об этом.

— Такие люди всегда догадываются, что с ними что-то не так. И комплексуют по этому поводу.

Босх хотел уже было подняться и уйти, когда его взгляд упал на конверт, который доктор Хинойос отодвинула на край стола.

— Так вы посмотрите фотографии?

Она взглянула на конверт и нахмурилась:

— Мне нужно подумать. И основательно. Могу я оставить их у себя до вашего возвращения из Флориды? Или они вам понадобятся?

— Я уже говорил, что вы можете взять их себе.

20

В четыре сорок утра по калифорнийскому времени авиалайнер пошел на посадку в международном аэропорту Тампы. Босх смотрел покрасневшими от недосыпа глазами в иллюминатор салона второго класса, впервые в жизни наблюдая восход солнца над Флоридой. Когда самолет, коснувшись колесами бетонки, помчался по посадочной полосе, Босх снял часы и перевел стрелки на три часа вперед. Хотелось заехать в первый попавшийся мотель и немного поспать, но он превозмог себя, зная, что времени в запасе почти нет. Взглянув на захваченную из дома карту автомобильных дорог, он прикинул, что придется затратить не менее двух часов, добираясь из аэропорта до городка с романтическим названием Венеция.

— Как приятно снова увидеть голубое небо.