Последний койот

— Ну, в общем, я с трудом заставила себя на них посмотреть. Особой ценности для судебной экспертизы они не представляют. На них запечатлено так называемое декларативное убийство. То обстоятельство, что ремень был оставлен на ее шее, по всей видимости, говорит о том, что убийца хотел, чтобы полицейские знали, как именно он ее убил, что он обдуманно это сделал, что жертва была в полной его власти. Кроме того, я думаю, что выбор места тоже имеет значение. Мусорный бак был без крышки. Он был открыт. Это наводит на мысль, что убийца хотел не скрыть тело, а…

— Он тем самым хотел сказать, что она мусор.

— Совершенно верно. Опять-таки декларация. Если бы он пытался просто избавиться от тела, он мог бы бросить ее где угодно в том переулке, но он выбрал открытый мусорный бак. Сознательно или подсознательно, но это была декларация, заявление. Но для того, чтобы сделать о каком-то человеке подобное заявление, необходимо до какой-то степени его знать. Следовательно, он ее знал. Знал, что она была проституткой. Знал достаточно, чтобы считать себя вправе судить ее.

Босх снова подумал про Ирвинга, но вслух этого не сказал.

— Ну, — произнес он вместо этого, — это же могло быть и заявлением в адрес всех женщин в целом? Например, это мог быть какой-нибудь ненормальный говнюк — прошу прощения, — какой-нибудь псих, который ненавидел всех женщин и считал их мусором? В таком случае ему не обязательно было ее знать. Или, возможно, это был кто-то, кто просто хотел убить проститутку, не важно, какую именно, чтобы сделать заявление о них.

— Да, такое тоже не исключено, но, как и вы, я тоже знаю статистику. Ненормальные говнюки такого склада, о котором вы говорите, — мы, психологи, на своем птичьем языке называем их социопатами — встречаются куда реже, чем те, кто выбирает конкретные цели, конкретных женщин.

Босх лишь покачал головой и устремил взгляд за окно.

— Что такое?

— Да просто меня это бесит, вот и все. Судя по материалам дела, тогда никто толком не проверил круг ее общения — ни соседей, никого. Теперь, конечно, уже невозможно все это сделать. У меня от этого просто руки опускаются.

Он подумал о Мередит Роман. Можно, конечно, было съездить к ней и попробовать расспросить ее о знакомых и клиентах его матери, но он не был уверен, что вправе напоминать ей о том периоде ее жизни.

— Не забывайте, — заметила Инохос, — в шестьдесят первом году, возможно, казалось, что это дело раскрыть попросту невозможно. Они могли даже не знать, с какой стороны к нему подступиться. В те времена подобные вещи происходили далеко не так часто, как сейчас.

— Сейчас раскрыть такие дела тоже практически невозможно.

Они немного помолчали. Босх обдумывал вероятность того, что его мать стала случайной жертвой какого-нибудь маньяка, серийного убийцы, который давным-давно сгинул в пучине времен. Если это в самом деле было так, его частное расследование можно было считать оконченным. Оно уперлось в тупик.

— А еще какие-нибудь мысли по поводу фотографий у вас есть?

— Это, в общем-то, и все… Нет, погодите. Есть еще один момент. Впрочем, возможно, вы и без меня обратили на него внимание.

Она взяла конверт и, открыв его, начала доставать одну из фотографий.

— Я не хочу на это смотреть, — поспешно произнес Босх.

— Вашей матери на снимке нет. Только ее одежда, разложенная на столе. На одежду вы посмотреть сможете?

Инохос остановилась, выжидательно глядя на Босха. Тот махнул ей рукой, чтобы продолжала.

— Я уже видел ее одежду.

— Тогда, возможно, вам уже приходила в голову эта мысль.

Инохос положила перед ним фотографию, и он наклонился вперед, чтобы лучше ее разглядеть. Цветной снимок пожелтел от старости, несмотря на то что все это время лежал в конверте. Те же самые вещи, которые находились в коробке с вещдоками, были разложены на столе таким образом, что образовывали контуры тела — так их могла бы разложить на кровати женщина, собираясь перед выходом. Ремень с пряжкой в форме ракушки тоже там присутствовал, хотя находился между блузкой и черной юбкой, а не на воображаемой шее.

— В общем, — произнесла Инохос, — мне показалось, что ремень выпадает из общей картины.

— Вы имеете в виду орудие убийства? — уточнил Босх.

— Да. Смотрите, он с крупной серебряной пряжкой и украшен по всей длине маленькими серебряными ракушками. Вещь довольно броская.

— Ну да.

— А пуговицы на блузке золотые. Кроме того, на снимках с места преступления видно, что на вашей матери были золотые серьги в форме капелек и золотая же цепочка на шее. Плюс браслет.

— Ну да, я в курсе. Все это было в коробке с вещдоками.

Босх не мог понять, к чему она клонит.