Последний койот

В полдень Босх наконец проснулся и решил, что пора вставать. Поначалу ноги держали его не очень твердо, но довольно скоро он почувствовал себя увереннее. Он доковылял до уборной и долго изучал свое отражение в зеркале. Собственный вид вызвал у него взрыв хохота, хотя смешного в этом было мало. Просто он, казалось, постоянно балансировал на грани то смеха, то слез, то одного и другого одновременно.

Небольшой участок головы у него оказался выбрит, и на коже багровела рваная рана в форме буквы «Г», которую накануне зашили. Дотрагиваться до нее было больно, но это тоже вызвало у Босха приступ смеха. Он кое-как пятерней зачесал поверх нее волосы, так что, если не приглядываться, рана даже не бросалась в глаза.

С глазами дело обстояло хуже. Мало того что зрачки по-прежнему оставались неравномерно расширенными, теперь к ним добавились еще и полопавшиеся капилляры. Выглядело все это великолепие так, как будто он только что вышел из двухнедельного запоя. Под глазами залегли темно-лиловые синяки. Босх не помнил, чтобы ему когда-нибудь раньше удавалось заработать в одной драке целых два фингала сразу.

Вернувшись в палату, он увидел, что Ирвинг оставил его портфель у прикроватной тумбочки. Он нагнулся поднять его и едва не потерял равновесие, лишь в последний момент успев ухватиться за тумбочку. Устроившись с портфелем на кровати, он принялся изучать его содержимое. Никакой определенной цели у него не было, ему просто нужно было чем-то себя занять.

Он пролистал свой блокнот, но обнаружил, что с трудом концентрируется на словах. Потом перечитал пятилетней давности открытку от Мередит Роман, ныне Кэтрин Регистер, и подумал, что нужно ей позвонить, рассказать о том, что произошло, до того, как она прочитает обо всем в газетах или услышит в новостях. Отыскав в блокноте ее номер, он взял с прикроватной тумбочки телефон и позвонил ей. Включился автоответчик, и Босху ничего не оставалось, кроме как оставить сообщение.

— Мередит, то есть Кэтрин… это Гарри Босх. Мне нужно сегодня же с вами поговорить. Случилось кое-что важное, и, я думаю, лучше будет, если вы узнаете об этом от меня. Пожалуйста, перезвоните мне, как только сможете.

Он оставил на автоответчике все свои телефонные номера, включая мобильный, гостиничный и больничный, и повесил трубку.

Потом расстегнул внутренний кармашек в крышке портфеля, вытащил фотографию, которую дал ему Монти Ким, и долго вглядывался в лицо своей матери. Ему не давал покоя один вопрос. После разговора с Конклином он был совершенно убежден, что тот и в самом деле любил Марджори. Но вот любила ли она его? Ему вспомнилось, как она приезжала навестить его в интернат. Она тогда пообещала, что обязательно его заберет. В то время судебная машина работала крайне медленно, к тому же она не верила, что суд окажется на ее стороне. Когда она давала ему обещание, он понимал, что она рассчитывает не на законное решение, а на способ обойти закон, словчить. И наверняка нашла бы такой способ, если бы ее жизнь не оборвалась раньше срока.

И сейчас, глядя на снимок, он вдруг подумал, что Конклин, возможно, был частью этого обещания. Их план пожениться был для нее способом вызволить его, Гарри, из интерната. Законной жене влиятельного человека сделать это было бы куда проще, чем матери-одиночке с сомнительным прошлым. Да и Конклин со своей стороны мог бы посодействовать ей в этом, добиться, чтобы Марджори Лоуи восстановили в родительских правах. Вполне возможно, что с ее стороны никакой особой любви и не было, что для нее их отношения были всего лишь средством добиться нужной цели. За время всех своих визитов в интернат она ни разу не обмолвилась ни про Конклина, ни про любого другого конкретного мужчину. Если бы она и впрямь была влюблена, разве она не рассказала бы об этом сыну?

И тут Босха пронзило осознание, что стремление матери вернуть его, возможно, в конечном итоге и привело ее к гибели.

— Мистер Босх, вам нехорошо?

В палату быстро вошла медсестра и поставила на прикроватный столик поднос с обедом. Босх ничего не ответил. Он едва ее заметил. Она взяла с подноса салфетку и вытерла слезы, струившиеся по его щекам.

— Все нормально, — принялась успокаивающе приговаривать она. — Все нормально.

— Правда?

— Это все травма. Тут нечего стесняться. Травмы головы влияют на эмоциональный фон. Сейчас ты смеешься, а в следующую минуту уже плачешь. Давайте-ка я открою шторы. Может, вам станет немного повеселее.

— Думаю, меня сейчас лучше всего просто оставить в покое.

Не обращая на его слова никакого внимания, она подошла к окну и раздвинула шторы. В двадцати ярдах за ними высилось другое многоэтажное здание. Впрочем, это действительно развеселило Босха. Вид был настолько ужасен, что он не смог удержаться от смеха. Кроме того, он понял, что находится в больнице «Седарс-Синай». Он узнал соседний корпус.