— Ну так объясните мне. А, шеф? Это вы ничего не понимаете. Я слышал, как вы собираетесь преподнести все это широкой публике. Что никакой связи между Конклином и Миттелом может и не быть. Что за… Вы думаете, я буду молчать? А Вон? О нем вообще нигде никаких упоминаний. Как будто это не он выкинул Конклина из окна и пытался отправить на тот свет меня. И это он прикончил Паундза, а вы ни единым словом об этом не обмолвились. Так как, шеф, может, растолкуете мне, чего же такого я не понимаю, а?
— Босх, послушай меня. Послушай меня, я говорю. На кого работал Миттел?
— Не знаю и знать не хочу.
— Его нанимателями были очень могущественные люди. Возможно, самые могущественные в штате и даже в стране. И…
— Плевать я на них хотел!
— И большинство членов городского совета.
— И что? Что вы пытаетесь мне этим сказать? Что городской совет в полном составе вместе с губернатором, сенаторами и всеми остальными теперь тоже к этому причастны? И вы прикрываете и их задницы тоже?
— Босх, успокойся, пожалуйста, и приди в себя. Ты сам-то хоть понимаешь, что несешь? Разумеется, я ничего подобного сказать не пытаюсь. А пытаюсь я донести до тебя вот что: если имя Миттела всплывет в связи со всей этой историей, это бросит тень на многих очень могущественных людей, которые пользовались его услугами или были в глазах общественности каким-то образом с ним связаны. Это может выйти боком всему управлению в целом и нам с тобой в частности. Во многих отношениях.
Так вот оно что, подумал Босх. Ирвинг как человек прагматичный — возможно, не без участия начальника полиции — предпочел поставить интересы управления и свои собственные выше правды. Все это весьма дурно попахивало. Босха вдруг придавило невероятной усталостью. У него не было сил бороться. Он был сыт по горло.
— А прикрывая их, вы во многих отношениях им помогаете, да? Готов биться об заклад, что вы с начальником управления все утро провели на телефоне, донося эту мысль до каждого из этих ваших влиятельных людей. Теперь они все перед вами в неоплатном долгу. Перед вами и перед управлением. Браво, шеф! Отличный ход! А что до правды — так кого она интересует, эта правда!
— Босх, я хочу, чтобы ты перезвонил этой твоей журналистке. Перезвони ей и скажи, что ты ударился головой и теперь…
— Нет! Не собираюсь я никому звонить. Слишком поздно. Эта история уже выплыла наружу.
— Но не вся целиком. Потому что вся целиком она может выставить в неприглядном свете и тебя самого, так ведь?
Ну вот. Ирвинг все знал. Он или знал все с самого начала, или просто догадался, что Босх воспользовался именем Паундза и в конечном итоге нес ответственность за его смерть. И теперь это знание было оружием против Босха.
— Если я не смогу предотвратить огласку этого дела, — добавил Ирвинг, — возможно, мне придется привлечь тебя к ответственности.
— Мне все равно, — тихо произнес Босх. — Можете делать со мной что хотите, шеф, но вам не удастся замять эту историю. Люди должны знать правду.
— Но правда ли это? И вся ли это правда? Я в этом сомневаюсь и уверен, что в глубине души ты тоже сомневаешься. Всей правды мы никогда не узнаем.
Снова повисла тишина. Босх ждал, что Ирвинг скажет еще что-нибудь, но тот молчал, и Босх повесил трубку. Потом выдернул телефонный шнур из розетки и наконец уснул.
Глава 45
Проснулся Босх на следующее утро в шесть. Ему смутно помнилось, что за это время ему несколько раз пришлось проснуться — один раз для того, чтобы съесть ужин, который был ужасен, и потом еще ради визитов медсестер, которые периодически заглядывали к нему на протяжении всей ночи. В голове стоял туман. Он осторожно потрогал рану на голове и обнаружил, что болит уже не так сильно, как вчера. Он поднялся и немного походил по палате. Его больше не шатало. Отражение в зеркале в уборной тоже порадовало: хотя лилово-багровое великолепие под глазами никуда не делось, зрачки были одинаковыми. Босх решил, что пора уходить. Он оделся и вышел из палаты, взяв портфель и перебросив через руку безнадежно испорченную куртку.
У сестринского поста он вызвал лифт и стал ждать. Одна из медсестричек за конторкой с подозрением во взгляде наблюдала за ним. Видимо, в уличной одежде она его не узнала.
— Прошу прощения, вам помочь?
— Спасибо, я в порядке.
— Вы пациент?
— Бывший. Я выписываюсь. Палата четыреста девятнадцать. Босх.
— Погодите минутку, сэр. Куда вы собрались?
— Домой.
— Что?
— Пришлите мне счет.
Двери лифта распахнулись, и он вошел в кабину.
— Вы не можете уйти просто так! — крикнула сестра. — Подождите, я сейчас позову врача.
Босх поднял руку и помахал ей пальчиками.
— Стойте!
Двери лифта закрылись.
В вестибюле больницы он купил газету, вышел на улицу, поймал такси и велел водителю отвезти его в Ла-Бреа-Парк. По дороге он читал статью Киши Рассел. Она была напечатана на первой полосе и представляла собой, по сути, сокращенное изложение его вчерашнего рассказа. Все подавалось с оговоркой, что необходимо еще дождаться окончательных выводов следствия, которое пока не завершено, но в целом статья была хорошая.