Последний характерник

Иван не догадывался, что и в самом деле, брацлавский воевода Лянцкоронский, стоявший сейчас в Каменце, узнав о взятии Стрижевским Бара, направил к нему гонца с сообщением, что в самое ближайшее время усилит своими людьми его небольшой отряд. Взятием этой важной крепости был обрадован и Анджей Фирлей, на которого король Ян Казимир сразу после провала миссии Адама Киселя возложил задачу очистить от опрышков и гайдамак территорию за Горынью. Издав универсал об измене Хмельницкого, Ян Казимир заодно поручил Фирлею, Остророгу и Лянцкоронскому начать против запорожского гетмана военные действия в приграничной полосе, а сам тем временем объявил сбор посполитого рушения в трех воеводствах Малой Польши.

О том, что к Бару со дня на день должны подойти хоругви Лянцкоронского в крепости все знали и с нетерпением их ожидали. Собственных людей у Стрижевского было не более трех сотен и ему удалось захватить Бар внезапным ударом лишь из — за беспечности казацкого гарнизона. Сам он хорошо понимал, что если сюда подойдут регулярные запорожские полки, то долгой осады ему не выдержать, поэтому с нетерпением ожидал подкреплений от брацлавского воеводы. Однако и Лянцкоронский оказался в сложном положении. Он тоже планировал захватить Бар, только немного позже, в конце февраля или в начале марта, когда соберутся все его хоругви, сейчас же людей в его распоряжении было мало. Но и не воспользоваться таким удобным случаем было нельзя. Поэтому брацлавский воевода и предупредил Стрижевского о том, что намерен прислать в Бар подкрепление, больше для того, чтобы тот не вздумал раньше времени оставить крепость.

Когда ночной сумрак окутал землю, охотники Серко снялись с привала и стали не спеша двигаться к Бару. Иван рассчитывал подойти туда за час — полтора до полуночи, когда его гарнизон уже уляжется спать. Двигались в полном молчании, петь песни, курить люльки было запрещено. Сотники уже провели инструктаж в подразделениях, поэтому каждый охотник знал свою задачу в предстоящем бою. На руку казакам было и то, что начала мести слабая поземка, окутывая отряд снежной вуалью, сквозь которую трудно было что — либо разглядеть. Зато резко похолодало, и всадники плотнее кутались в кожухи и кобеняки, которые они еще называли кереями. У поляков, как и в Южной Руси, также распространена была подобная верхняя накидка из сукна или шерсти с капюшоном, которую обычно носили поверх кунтуша или кожуха, только они ее называли буркой.

Часа через два впереди показались огни крепости. Хотя мела поземка и было достаточно холодно, часовые у замковых ворот и на башнях несли службу бдительно. Приближающийся отряд они заметили еще, когда до него оставалось с полверсты, но тревогу поднимать не стали лишь доложили об этом начальнику караула.

— А, это видимо, то самое подкрепление, которое должен был прислать пан воевода брацлавский, — сказал тот, — поздновато, конечно, но, путь от Каменца сюда не близкий, да еще по поземке. Эй, бегите, кто — нибудь предупредите пана Стрижевского, а я их пока сам встречу.

Люди Стрижевского являлись волонтерами и дисциплина у них хромала, поэтому начальник караула, молодой шляхтич, лет двадцати пяти от роду, допустил ту оплошность, которую в регулярных частях не совершил бы даже солдат — первогодок, не нюхавший пороха. Будучи уверен, что приближающийся отряд прислан в Бар Лянцкоронским, он, не дожидаясь прибытия Стрижевского, приказал опустить подъемный мост и выехал из крепости навстречу приближающимся всадникам.

Увидев это, Серко, ехавший с Верныдубом впереди своего полка, негромко произнес:

— Клянусь Белонной, Остап, я не ожидал такой удачи! Ну, теперь, считай, Бар в наших руках! Как только я начну с ним разговор, ты не останавливайся и спокойно веди наших людей в крепость, а дальше действуйте по плану.

С этими словами он выехал вперед и, подъехав к начальнику караула, обменялся с ним приветствиями.

— Я полковник Яблонский, его милость пан воевода брацлавский направил нас к вам для усиления, — громко продолжал он, доставая из — за пазухи пакет из плотной бумаги. — У меня его приказ, но я должен вручить его лично пану Стрижевскому.

Молодой шляхтич хотел что — то сказать, но Серко пристально посмотрел ему прямо в глаза и через секунду продолжил:

— Гляди, пан, вот здесь печать его милости пана Лянцкоронского.

Иван поднес пакет к лицу поляка и, хотя там не было никаких печатей, да и пакета, как такового тоже не было (Серко показал ему просто плотно сложенный вчетверо лист бумаги), начальник караула безвольно кивнул головой. Его сознание было полностью подчинено воле казака, и если бы тот сказал, что на пакете печати самого короля Яна Казимира, молодой шляхтич бы ему поверил.

Тем временем Верныдуб, обернувшись назад, дал знак всадникам, не останавливаясь, следовать за собой и, пришпорив своего скакуна, легкой рысью въехал в крепость. Часовые, видя, что их начальник о чем — то мирно разговаривает с командиром прибывшего отряда, решили, что тот предъявил ему соответствующие полномочия и все происходит с его ведома.