Последний из Воротынцевых

Ожогин любил деньги и особенно щепетильностью от природы не отличался; плату за дочь он с удовольствием согласился получать, и каждое первое число ему вручали через мадемуазель Лекаж или через лакея конверт от Воротынцева с шестью синеньким бумажками.

Тридцать рублей ассигнациями значили в то время втрое больше, чем теперь та же сумма на серебро. А в последний раз, к первому января, капитану прислали целых пятьдесят рублей, и, кроме того, Полинька получила от своей приятельницы щедрый подарок — золотой браслет и серьги.

Правда, с наступлением зимы она почти каждый день бывала у Воротынцевых. Марта в свет почти не выезжала и все вечера занималась музыкой.

— Уж не готовится ли она тоже поступить на сцену, как и моя фантазерка? — заметил как-то раз со смехом Ожогин в присутствии мадемуазель Лекаж.

Последняя скорчила печальную мину, жеманно опустила глазки и со вздохом заявила, что никогда нельзя вперед знать, что нас ожидает в будущем.

— Ну, уж до этого-то им никогда не дойти, — возразил Ожогин. — Такое состояние, как у Воротынцевых, нельзя так расстроить, чтобы уж ровно ничего от него не осталось.

Но француженка стояла на своем: все на свете возможно.

Невзирая на деньги, тратившиеся в доме, на блестящий бал, данный у них на днях, на наряды, выписанные для мадам и мадемуазель из Парижа, мсье чем-то крепко озабочен. Посторонние, разумеется, этого не замечают, но от домашних не скроешь. К нему теперь часто ходит un homme d'affaire [15], которого прежде не видать было в доме, худой такой, бледный, с лицом иезуита, и каждый раз после посещения этого субъекта мсье очень мрачен и не в духе.

Да и вообще он во многом переменился с прошлого года — не так строг и взыскателен к домашним, как прежде, меньше во все вмешивается, по неделям не входит в комнаты жены, видится с нею только за обедом и не спрашивает про детей.

О, мадемуазель Лекаж все это отлично замечает! Ей даже было известно, что к нему стала ходить (и большею частью по вечерам, когда стемнеет) жена его камердинера, une certaine Malache [16], женщина лет сорока, с черными пронзительными глазами на худом лице. Когда мсье ведет с нею переговоры, запершись в кабинете, муж этой особы, камердинер, расхаживает, как часовой перед будкой, по коридору. Прежде этой Malache в дом не впускали.

Мсье теперь и во дворец реже ездит; на приглашения оттуда он отговаривается нездоровьем.

Запросто у них никого не бывает, так что парадные комнаты и не освещаются вовсе. Мадам это на руку — она может не одеваться и по целым дням просиживать без корсета, в широких капотах, со своими попами и юродивыми.

— Мадемуазель тоже уверяет, что ей несравненно приятнее одной или вдвоем с Полинькой, чем с гостями. Dr^oles gens tout de m^eme [17].

Но мадемуазель Лекаж с мсье Ривьером к скучной жизни не привыкли, и, если такой порядок в доме Воротынцевых вскоре не изменится, они будут искать другого места.

Эти рассказы Ожогин обыкновенно выслушивал, покуривая табак Жукова из длинного черешневого чубука, молча и рассеянно, как слушают заведенную шарманку: в одно ухо впустить, в другое — выпустить. Но однажды, проводив гостью, он обратился к дочери с вопросом:

— Неужели Воротынцев и в самом деле разорен?

— Не думаю, папенька, — сдержанно ответила девушка.

— Отчего же у них такие перемены в доме?

— Никаких перемен я не замечала.

— Ты и заметишь, так не скажешь, тихоня, — проворчал капитан. — Небось там у тебя язык-то развязывается, — продолжал он брюзжать, скашивая губы под седыми усами в ироническую гримасу. — Герцогиня! Только с вельможами удостаивает разговоры водить, а с отцом с зашитым ртом сидит, принцесса!

— Я не понимаю, что вам от меня нужно, папенька? Сплетничать про Воротынцевых я не стану, никогда вы от меня этого не дождетесь, — возразила он, вспыхивая от гнева.

— Ну, ладно, ладно, не хочешь говорить, и не надо! — поспешил он ее успокоить.

— На вашем месте я бы слушать не стала россказней этой пустой трещотки, мадемуазель Лекаж; она злится на Марфу Александровну за то, что ее не хотят больше держать в доме. Если ей не отказывают, то лишь из деликатности, ждут, чтобы она сама поняла, что ей надо искать другого места.

— Тогда, пожалуй, и тебя, матушка, оттуда вытурят, — злобно хихикнул старик, — ведь по ее рекомендации ты там принята.

В ответ на это обидное замечание дочь только усмехнулась. Ее положение у Воротынцевых было прочно: Марта жить без нее не могла.

Полинька была в этом так убеждена, что иначе не представляла себе будущего, как в доме своей богатой и великодушной приятельницы. Они вместе будут наслаждаться благами жизни, путешествовать, ездить в свет, кружить головы мужчинам и возбуждать зависть женщин; обе они умны, красивы, талантливы, а Марта к тому же знатна и богата за двух. Всюду может она ввести свою подругу, в самое высшее общество; дочь капитана Ожогина краснеть ее за себя не заставит.