Последний из Могикан

— Вам, верно, надоела жизнь? — спросил разведчик. — Эта Лисица подведет нас под удары томагавков своих товарищей, раньше чем погоня успеет разогреть вашу кровь. Неблагоразумно поступил я, когда выстрелил так близко от засады гуронов. Но как было тут удержаться?.. Ну, друзья, снимемся с лагеря и постараемся сделать это так, чтобы хитрый минг пошел по ложному следу; не то завтра в этот час наши скальпы уже будут сохнуть перед лагерем Монкальма.

Страшное предупреждение, которое Соколиный Глаз произнес с хладнокровием человека, не боящегося смотреть опасности прямо в глаза, напомнило Дункану о важности принятой на себя обязанности. Он огляделся кругом, стараясь пронизать взглядом тьму, которая сгущалась под сводами леса. Ему уже чудилось, что его беспомощные спутницы скоро очутятся в руках диких врагов, которые, точно хищные звери, ждали только тьмы, чтобы с уверенностью и без помехи напасть на них.

Его возбужденное воображение, обманутое неверным светом, превращало в человеческую фигуру каждый колеблющийся куст, каждую корягу. Ему казалось, будто страшные, свирепые лица выглядывают из-за ветвей и следят не отрываясь за каждым шагом его друзей.

— Что делать? — беспомощно спросил Дункан. — Не бросайте меня, друзья, останьтесь, чтобы защитить девушек, которых я охраняю. И не стесняйтесь: требуйте от меня какой вам угодно награды.

Но ни Соколиный Глаз, ни индейцы не обратили внимания на этот горячий призыв. Они разговаривали между собой.

Правда, их беседа велась тихо, почти шепотом, но Хейворд без труда отличал взволнованный голос младшего воина от спокойной речи его старших собеседников. Они, очевидно, обсуждали какую-то меру, касавшуюся безопасности путешественников. Дункана, конечно, интересовал предмет их разговора, и в то же время его беспокоило промедление; он подошел ближе к своим спутникам и еще раз предложил этим людям награду. Но белый охотник только махнул рукой, потом произнес по-английски, как бы говоря себе самому:

— Ункас прав: недостойно поступили бы мы, оставив беспомощных девушек на произвол судьбы, хотя бы наше вмешательство навсегда лишило нас верного тайного убежища. Если вы хотите спасти ваших спутниц от ядовитых зубов самых опасных змей, джентльмен, не теряйте времени и перестаньте колебаться.

— Можно ли сомневаться в том, что я хочу их спасти! Разве я не обещал вам награду?..

— Не предлагайте мне денег, — спокойно прервал его Соколиный Глаз. — Может быть, вы не доживете до того, чтобы исполнить свое обещание, а я — чтобы воспользоваться им. Могикане и я, мы сделаем все, чтобы спасти вас. Но прежде вы должны дать мне два обещания — от своего имени и от лица ваших друзей. В противном случае мы не поможем вам и только повредим себе.

— Скажите, каких обещаний вы требуете?

— Первое: что бы ни случилось — молчите. Второе: сохраните в тайне ото всех, где помещается убежище, в которое мы вас отведем.

— Я исполню ваши условия.

— Тогда за мной! Мы даром тратим время, такое же драгоценное для нас, как для раненого капли крови его сердца.

Хейворд быстро направился к своим спутницам, вкратце объяснил Коре и Алисе, кто их новый проводник, и прибавил, что они должны отбросить всякие опасения. Хотя сообщение Хейворда наполнило страхом сердца сестер, его серьезный и решительный тон, а может быть, также мысль о грозной опасности придали девушкам силы приготовиться к какому-то неожиданному и необыкновенному испытанию; молчаливо и без всяких промедлений они с помощью Дункана соскочили с седел и быстро спустились к реке.

Соколиный Глаз молча, жестами, пригласил туда всех остальных.

— А что делать с лошадьми? — пробормотал он. — Если мы зарежем их и трупы бросим в реку, мы потеряем время. Оставив же лошадей здесь, ясно покажем мин-гам, что владельцы коней недалеко.

— В таком случае, отпустите их в лес, — предложил Хейворд.

— Нет, лучше обмануть врага. Пусть они вообразят, будто им нужно гнаться за нами бегом. Да, да, это обманет их, конечно... Чингачгук, что это шелестит в кустах?

— Жеребенок.

— Вот его придется убить, — сказал охотник и протянул руку к холке молоденького создания, которое быстро отскочило в сторону. — Ункас, твои стрелы!

— Стойте, — сказал хозяин осужденного на смерть жеребенка; не обращая внимания на шепот остальных, он громко произнес эти слова: — Пощадите жеребенка моей Мириам. Это красивый отпрыск верной лошади, и он никому не делает зла.

— Когда люди борются за свою жизнь, даже собственные их собратья значат для них не больше, чем лесные звери. Если вы скажете хоть одно слово, я отдам вас в руки макуасов. Пусти стрелу, Ункас, поспешим, пока не поздно.

Глухой, угрожающий голос еще не замолк, когда раненый жеребенок вскинулся на дыбы, потом упал на колени передних ног, и Чингачгук быстрее мысли полоснул ножом по его горлу и столкнул свою жертву в реку; жеребенок поплыл вниз по течению. Этот поступок, по-видимому жестокий, но в сущности вызванный крайней необходимостью, наполнил души путешественников унынием.