Дела были здесь, но дела были и в Москве, в своем родном Петровском, а особливо в Петербурге. Мало Академия, полк Измайловский, так еще и дом новый строился. Хоромы на Мойке были и велики, и украсис-ты, да не по гетманскому же чину. По примеру старшего брата каменный дворец строился; у брата-то целая усадьба, город в городе – со своими садами, оранжереями, теплицами, конюшнями, собачьими дворцами, разряженными в камзолы гайдуками… и целой казачьей сотней, при оружии всенепременном. Словно ждал старший брат каких-то неизбежных перемен, загодя к осаде готовился.
И младший брат готовился, хотя при небольшой охранной свите. Гетману и здесь гетманские знаки требовались. Нева – тот же Днепр, хоть и пошире. По Днепру и Десне, с заплывом на Сейм, под строившийся Батурин, летал у него легкий на весла атаманский катер. Почему бы и здесь подобный катер не завести?..
Собираясь на торжественное заседание Академии наук, перед роспуском на каникулы, он еще не задумывался, кого будет катать на колыхавшемся под гетманским флагом катере. Причален он был перед парадным входом Академии, а гетман приехал в карете, вместе с Великой Княгиней. Дело скучное – заседания, но нельзя же отказать просьбе. Сколько мог, скрасил приезд. Придворные, некоторые измайловцы, статс-дамы, то ли не нашедшие, то ли потерявшие своих кавалеров. Даже иностранные послы, француз и английский интриган Вильяме. Даже попавший в камер-юнкеры молодой Дараган – отнюдь не сынком пьянчуги отца смотрится. Блеск, позолота мундиров, Андреевские и прочие ленты через плечо; нарочито громкие, чтоб могли дойти до ушей, восхищенные шепоты:
– Как она прекрасна!
– Просто поразительно, сколь быстро оправилась!…
– …справилась со всем…
– …со многим еще управится, попомните мое слово!…
Великую Княгиню окружили сиятельные мундиры, оттеснили в сторону. Послы едва ли знали, что малороссийский гетман прекрасно понимает по-французски – продолжали прерванный разговор:
– Слышал я, мой уважаемый лорд, что она стремится укрепить свое влияние в народе…
– …в гвардии!
– Да, но к чему? Роль свою она сыграла, наследник произведен… хе-хе, не наше дело от кого! Отстрелянная гильза, не так ли?
– Кто знает, кто знает… Ее любят больше, чем того вертуна, – недвусмысленный кивок в сторону пробегавшего Великого Князя; он было тоже восхотел присутствовать на торжественном заседании Академии, но какая-то новая фрейлина увлекла.
– Во всяком случае, у российской Государыни недостатка в наследниках нет!
– Кто ведает российский политикёс…
Серебряный колоколец позвонил, разговор оборвался. Кому-кому, а президенту Академии нельзя было опаздывать. Для него было поставлено особое кресло, в центре небольшого возвышения. Он попросил спустить пониже, туда, где сидели академики и робко жавшиеся возле них адъюнкты. Великая Княгиня вместе с послами сидела наособь, чуть бочком к кафедре. Президента одно утешало: отговорился от приветственной речи, все должно идти как обычно. Пусть Михайло Ломоносов, пусть академик Миллер, вернувшийся из Сибири с пространным описанием тех краев. Даже пиит Тредиаковский, всеми битый и мысленно, и ручно. Пущай и немец Шумахер, созданный-то для рычанья Михаилы Ломоносова. Не разнимать же их президенту. Он был больше озабочен обедом, который с его тароватой руки давала Академия. Речи? Приветствия? Стихотворные и прочие славословия? Они отзвучали как положено, ничуть не задержав парадный обед. Какая же конференция без обеда! При послах, при Великой Княгине. Слава богу, послы «политикёс» не пережевывали – президент позаботился, чтоб было что и получше сухомятины. Даже опаленный Сибирью академик Миллер о мамонтах не упоминал – охотничье жаркое, для сего дня отстреленное у старшего брата в Гостилицах, с аппетитом запивал французским вином. Француз-посол мог гордиться: в России знают толк, любимое вино Людовика славно попивают. На его родине таким вином академиков не балуют. Он мог отнести это на счет своего присутствия. Президент же посмеивался: это за обычай ведется. Не правда ли, ваше высочество?