Последний Эйджевуд

Поставленный таким образом вопрос, очевидно, удивил клерка, поскольку он даже спустил на пол ноги, лежавшие на спинке соседнего кресла. Сам внешний вид огнестрельного оружия оказался прекрасным воспитательным средством и сразу отразился на его поведении. Он почтительно поклонился посетителям, хоть они были и не в вечерних костюмах, и льстиво осведомился:

— Джентльмены имеют какое-то личное дело к технику?

— Не столько к технику, сколько к ключам от его кладовой, — уточнил Боб.

Это вполне удовлетворило любопытство клерка. Он счел своим долгом проинформировать уважаемых посетителей, что господин техник на смене и позвать его в приемную означает прервать работу станции. Не угодно ли джентльменам самим пройти к нему: это третья комната по коридору, слева, с надписью «Посторонним вход воспрещен».

Бобу окончательно надоели долгие разговоры. Он взял господина клерка за грудки и немного встряхнул.

— Не будете ли вы так добры дать нам ключи от кладовой? — объяснил он свой поступок. — Мы не располагаем временем для поисков комнаты техника. Надеюсь, все ключи хранятся здесь, в конторе?

На сей раз клерк мгновенно понял Боба, и, не мешкая, достал ключи из сейфа.

— От кладовой вот этот, большой, — заискивающе сказал он. — Но сделайте одолжение, напишите расписку, что я оказал вам сопротивление и отдал ключи только под угрозой оружия… Это просто справка для полиции. Я думаю, вы не станете причинять вред лично мне?

Рудольф охотно удовлетворил его просьбу и написал требуемую расписку. После этого клерк безразлично закурил сигарету и терпеливо ждал, пока товарищи не выбрали исправный громкоговоритель и прочее необходимое им оборудование. Клерк успел выкурить целых две сигареты, так как Боб провозился минут двадцать. Наконец импровизированный микрофон был готов. Товарищи ушли, предусмотрительно заперев клерка в кладовке, на что тот охотно согласился, косясь на браунинг Боба.

Выйдя, Боб отдал ключ от кладовой и соответствующую записку уличному посыльному, попросив передать все это через пятнадцать минуту швейцару.

Шофер уже соскучился ждать своих пассажиров и погнал машину на полной скорости, разрешенной правилами городского движения. Не прошло и пяти минут, как товарищи очутились у Центральной телефонной станции.

Здесь необходимы были решительные меры. До аппаратных залов товарищи добрались без помех, но без пропуска комендатуры охранник не пропускал их в кабинет дежурного инспектора. Пришлось заткнуть ему рот платком и, связав, тихонько отнести охранника в уборную.

В кабинете у контрольных аппаратов сидел инспектор и две дежурных телефонистки: всего трое на весь огромный многоэтажный дворец нью-йоркской телефонной станции, обслуживаввшей миллионы абонентов. Инспектору также скрутили руки и ноги и заткнули рот углом скатерти с его собственного стола. Одну из телефонисток заставили сесть на место и под угрозой револьвера Боба продолжать работу. Вторая, насмерть перепуганная, повела Рудольфа и Владимира в аппаратные залы.

Хрустальные аппаратные телефонного дворца представляли собой впечатляющее и жуткое для непривычного человека зрелище. Правильней будет сказать — и зрелище, и «слуховище». Бесконечной анфиладой тянулись один за другим длинные прозрачные отсеки со стеклянными перегородками вместо стен. Они простирались не только вдоль и поперек, но и вверх и вниз, на много этажей; и потолок, и пол тоже были сделаны из стекла. Страшно было ступать по прозрачному полу, видя под собой глубокий колодец, весь полный яркого, как днем, света… И нигде ни одного человека! Электрический ток заменял несколько тысяч работников. Телефоны включались автоматически, и миллионы неслышных разговоров бежали, куда захотят, — из аппарата в аппарат, из провода в провод, из кабеля в кабель, из одного города в другой, с одного конца континента до другого… В огромном дворце, где были сосредоточены телефонные разговоры крупнейшего в мире города, царила полная, глубокая тишина. Станция оставалась немой, молчаливой и тихой… Только шелест, — постоянный, непрестанный, еле слышный, но надоедливо-раздражающий шелест нарушал глухую немоту телефонного дворца. Это, как мыши, шуршали коммутаторы. Размещенные вдоль стеклянных стен в бесконечно длинных, горизонтальных, приплюснутых трубах, они таинственно хранили в себе волшебную работу тока. Операции включения и размыкания проводов оставались скрыты от глаза: лишь в момент соединения в пронумерованном квадратике — сердце телефона — отодвигался маленький, соответственно пронумерованный шпенек, чтобы снова встать на место, как только разговор будет окончен и собеседники повесят трубки. Здесь разговаривали не люди, а лишь их универсальные обозначения — номера. Это постоянное движение, беспрерывное клацанье целлулоидных штифтов и складывалось в раздражающий шепот телефонного дворца…

Голова шла кругом при виде этого странного, необычайного зрелища и, как мы сказали, слуховища. Однако товарищам необходимо было спешить, потому что они и без того задержались с микрофоном.