Последний единорог

— Мой отец ненавидит котов. Он говорит, что такой вещи, как кот, не существует, что это просто обличье, которое любят принимать всякие бесы, домовые и прочая нечисть, чтобы легче было пробираться в дома людей. Он бы сразу убил его, если б узнал, что он у вас тут живет.

— Так что там с твоей лошадью? — спросила Молли.

Принц Лир снова посуровел:

— Это было странно. Когда она не обрадовалась самому подарку, я подумал, что, может быть, ей будет интересно услышать, как я выиграл этот бой. Поэтому я описал ей общий вид сражения и рассказал про саму атаку — ну, сами знаете — про шипенье и голые крылья, про то, как драконы обычно смердят, и особенно — дождливым утром, и про то, как прыгала черная кровь на острие моего копья. Но она ничего этого не слышала — ни слова, пока я не рассказал о всполохе огня, который чуть было не выжег из–под моей лошади ноги. И вот тогда — тогда она вернулась оттуда, куда уходит всякий раз, стоит мне заговорить с ней, и сказала, что должна спуститься и посмотреть, что с моей лошадью. И вот я привел ее в конюшню, где моя бедная скотинка стояла и плакала от боли, и она возложила свою руку на нее, на ее ноги. И лошадь перестала стонать. Они так ужасно плачут, когда им по–настоящему больно. А когда перестают — это как песня.

Кинжал Принца поблескивал на столе среди картошки. Снаружи, окружая замок, рычали порывы дождя, снова и снова бросаясь на стены, но сидевшие в каморке за кухней могли только слышать их — ни одного окна в холодной комнате не было. Света там тоже не было, если не считать скупого свечения в кухонном очаге. При этом свете кот, задремавший на коленях у Молли, выглядел кучкой осенних листьев.

— А что было потом? — спросила она. — Когда Леди Амальтея коснулась твоей лошади?

— Ничего не произошло. Ничего — и все. — Казалось, Принц Лир внезапно разозлился. Он с треском опустил ладонь на стол, и лук с чечевицей брызнули во все стороны. — А вы что — думали что–то произойдет? Это она так думала. Вы думали, раны животного мгновенно затянутся? Потрескавшаяся кожа снова станет целой, а почерневшая плоть — здоровой? Это она так думала — я клянусь всеми своими надеждами на нее! И когда ноги лошади не исцелились от ее касания, она убежала прочь. Я не знаю, где она сейчас.

Пока он говорил, голос его смягчился, а рука на столе печально сжалась. Он поднялся и подошел к котлу над огнем.

— Кипит, — сообщил он. — Вы же хотите овощи внутрь бросить, да? Она плакала, когда ноги моей лошади не зажили, — я сам слышал, но в ее глазах не было слез, когда она убегала. В них было все что угодно, но слез не было.

Молли осторожно опустила кота на пол и начала собирать почтенные овощи в котел. Принц Лир наблюдал за ней, пока она ходила взад и вперед вокруг стола по полу, покрытому испариной. Она пела:

Вот бы мне танцевать,
Как танцую во снах я,
Грациозно блистая,
Как нарядная Смерть…
Это было б под стать,
Но хотела б я разве
Стать моложе, прекрасней,
Выйти замуж, мудреть?..

Принц спросил:

— Кто она, Молли? Что это за женщина, которая верит — нет, которая знает, ибо я видел ее лицо, — что может исцелять раны касанием руки, и которая плачет без слез?

Молли продолжала хлопотать, мыча про себя все тот же несложный мотив.

— Без слез может плакать любая женщина, — ответила она через плечо, — и большинство женщин может исцелять руками. Все зависит от раны. Она — женщина, Ваше Высочество, и в этом уже хватает загадки.

Но Принц встал и преградил ей путь, и она тоже остановилась — с фартуком, полным зелени, и упавшими на глаза волосами. Лицо Принца Лира приблизилось к ее лицу. Оно хотя и постарело на пять драконов, но оставалось таким же приятным и глупым. Он сказал:

— Вы поете. Мой отец заставляет вас делать самую утомительную работу, которая здесь есть, но вы все равно поете. В этом замке никогда не было слышно песен, никогда не было ни котов, ни запахов хорошей стряпни. Это все появилось из–за Леди Амальтеи. И ведь из–за нее теперь я выезжаю по утрам на поиски опасности.

— Я всегда была хорошей поварихой, — мягко произнесла Молли. — Семнадцать лет прожить в лесах с Шалли и его людьми…

Принц Лир продолжал говорить, словно она не произносила ни слова:

— Я хочу служить ей так же, как и вы, хочу помочь ей обрести то, в поисках чего она пришла сюда, — чем бы оно ни оказалось. Я хочу быть тем, в чем она больше всего нуждается. Скажите ей об этом. Вы ей скажете?

Не успел он договорить, как в его глазах раздался беззвучный шаг, а лицо обеспокоил вздох атласной мантии. В дверях стояла Леди Амальтея.