— Мне пришлось им быть, возможно, но нет, становиться вождем снова у меня охоты нет. Парни вроде и так всем довольны.
— Но ты умеешь вести за собой людей лучше, чем я…
— Чего не умею, того не умею. Ничего хорошего тогда это не принесло — ни нам, ни тем, кто бился вместе с нами, ни тем, кто был против нас. — Логен сгорбился, на него накатили невеселые воспоминания. — Я, конечно, могу что-то советовать, если хочешь, но предпочел бы следовать за тобой. Мое время прошло, и это был не лучший для нас период.
Ищейка, судя по выражению лица, рассчитывал на другой ответ.
— Ну… если ты уверен…
— Уверен. — Логен хлопнул его по плечу. — Что, нелегко быть вождем?
— Нелегко, — проворчал Ищейка. — Чертовски.
— К тому же многие из собравшихся здесь парней прежде со мной враждовали. Подозреваю, далеко не все рады моему появлению.
Логен скользнул взглядом по суровым лицам, озаренным пламенем костра. Он слышал невнятные перешептывания, слышал упоминания своего имени — и почти не сомневался: вряд ли его поминают добрым словом.
— Когда дело дойдет до боя, они только обрадуются, что ты сражаешься за нас. Так что по этому поводу не беспокойся.
— Возможно.
Да уж, не очень-то это лестно… Выходит, чтобы удостоиться от соратников хотя бы кивка, ему нужно убивать, убивать и убивать. Люди пристально смотрели на него из темноты, а когда он смотрел в ответ, быстро отводили глаза. Лишь один смело встретился с ним взглядом — высокий длинноволосый воин, сидящий где-то в середине ряда.
— Кто это? — спросил Логен.
— Ты о ком?
— Да вон, посередине, на меня таращится.
— Это Трясучка. — Ищейка пососал заостренные зубы. — Крепкий парень. Отличный воин. Уже несколько раз с нами бился. И человек, скажу тебе, хороший. Мы перед ним в долгу. Только хочу предупредить, Трясучка — сын Гремучей Шеи.
Логена замутило.
— Кто он?
— Сын. Второй.
— Тот мальчик?
— С тех пор столько воды утекло! Выросли мальчики.
Столько воды утекло, но прошлое, Логен сразу понял, не забыто. Тут, на Севере, ничего не забывают, и ему следовало об этом помнить.
— Нужно с ним поговорить. Раз нам предстоит вместе драться… Нужно поговорить.
Ищейка поморщился.
— Думаю, не стоит. Некоторые раны лучше не трогать. Ешь, а утром потолкуете. При свете дня все обычно проще и понятнее. Впрочем, решать тебе.
— Угу, — буркнул Молчун.
— Наверное, ты прав, но лучше сделать дело…
— Чем жить в страхе перед ним. — Глядя на костер, Ищейка понимающе кивнул. — Мы скучали по тебе, Логен. Это правда.
— И я, Ищейка. И я.
Логен зашагал в темноту, пропитанную запахами дыма, мяса и людского пота. Сидящие вдоль костра карлы горбились и что-то тихо бормотали, когда он проходил мимо. Логен знал, о чем они думают: сзади Девять Смертей — самый страшный боец на белом свете, нет ничего опаснее, чем оказаться к нему спиной. Трясучка, сжав губы в жесткую линию, не сводил с него холодных глаз, прикрытых длинными волосами. Он держал в руке нож, чтобы накалывать мясо, но с тем же успехом мог вонзить его и в человека. В блестящем лезвии отражались блики огня. Логен присел рядом.
— Значит, ты — Девять Смертей.
Логен скривился.
— Ага. Вроде бы.
Глядя ему в лицо, Трясучка медленно кивнул.
— Значит, вот как выглядит Девять Смертей.
— Надеюсь, ты не разочарован?
— Нет. Ничуть. Рад, что наконец-то увидел твое лицо.
Логен уставился в землю. С чего бы начать? Куда деть руки? Какое выражение придать лицу? Какие слова прозвучат лучше? Ему хотелось все, до мельчайших деталей, сделать правильно.
— Времена тогда были тяжелые, — произнес он.
— Тяжелее, чем сейчас?
Логен пожевал губу.
— Может, и нет.
— Сдается мне, времена тяжелы всегда, — процедил Трясучка, — так что это не оправдывает то дерьмо, что ты творил.
— Ты прав. Моим поступкам нет оправданий. Я не горжусь тем, что совершил. Не знаю, что еще я могу сказать. Разве только выразить надежду, что ты сумеешь справиться со старой обидой, и прошлое не помешает нам сражаться бок о бок.
— Скажу прямо, — придушенным голосом ответил Трясучка; казалось, он сдерживает не то крик, не то плач, а может, и то и другое одновременно. — Мне тяжело взять и выбросить это из головы. Ты убил моего брата, хотя обещал пощадить. Ты отрезал ему руки и ноги, а голову прибил к штандарту Бетода.
Рука с ножом дрожала, костяшки пальцев побелели. Ему явно хотелось ударить Логена в лицо, и он едва сдерживался. Логен его не винил. Ничуть.
— Отец после его гибели стал сам не свой. Как будто внутри что-то умерло. Долгие годы я мечтал убить тебя, Девять Смертей.
Логен медленно кивнул:
— Ну, в этом ты не одинок.
Он видел холодные взгляды за пляшущими языками пламени, затененные сумерками сдвинутые брови, угрюмые лица, подсвеченные бликами костра. Поразительно — он никого здесь не знает, а люди или до смерти его боятся, или вынашивают в отношении него планы мести. Сколько здесь страха, сколько ненависти… Хватило бы пальцев одной руки, чтобы пересчитать тех людей, что рады его появлению. Даже той руки, где одного пальца не хватает. И это его соратники, с ними ему идти в бой…