«Не очень похоже на восторженное, взволнованное и радостное согласие, о котором пишут в романах. Скорее — вынужденная сделка, повод для печальных размышлений о том, что могло бы быть, однако никогда не произойдет».
— Когда-то я очень любила смотреть, как вы с братом фехтуете. Кто бы мог подумать в те дни, что мы с вами обручимся? — прошептала Арди, разглядывая кольцо. — Вы всегда были мужчиной моей мечты.
«А теперь твоего кошмара».
— Жизнь вообще странная штука. Такой поворот событий предугадать было невозможно.
«Итак, я спас две жизни. Насколько это перевесит совершенное зло? Хорошо хоть, этот поступок падет на нужную чашу весов. У каждого должно быть хоть что-то на правой чаше весов».
Она посмотрела на Глокту темными глазами и спросила:
— А на камень побольше денег не хватило?
— Пришлось бы ограбить казну, — хрипло выдавил он.
«По традиции, здесь должен быть поцелуй, но, принимая во внимание обстоятельства…»
Она шагнула к нему, подняла руку. Он отшатнулся, поморщился от резкой боли в бедре.
— Простите… Я несколько не в форме.
— Уж если я согласилась, то сделаю это, как полагается.
— Получите максимум возможного, вы имеете в виду?
— Получу что-то так или иначе…
Арди подступила еще ближе. Он заставил себя остаться на месте. Она посмотрела ему в глаза, медленно потянулась и коснулась его щеки. Его веко задергалось.
«Какая глупость. Меня и прежде касались десятки женщин. В другой жизни… В другой…»
Ее рука легко погладила его лицо, кончики пальцев пробежались по скуле. Арди притянула его к себе. Громко щелкнул шейный позвонок. Ее теплое дыхание овевало подбородок. Ее губы ласково коснулись его рта, отстранились. Она негромко застонала, и от этого у него перехватило дыхание.
«Сплошное притворство. Кому захочется приласкать это изувеченное тело? Поцеловать изуродованное лицо? Меня самого тошнит от отвращения. И все же я должен ценить ее старания…»
Левая нога дрожала. Глокта изо всех сил вцепился в трость, шумно засопел. Арди, наклонив голову, жарко впилась ему в губы. Кончик ее языка коснулся голой десны.
«Сплошное притворство. Но как у нее хорошо получается…»
Первый закон
Ферро села и уставилась на свою ладонь. Эта самая ладонь недавно держала Семя. Ладонь выглядела как обычно, однако что-то в ней изменилось. Она все еще оставалась холодной. Очень холодной. Ферро пыталась согреть ее под одеялом, держала в горячей воде, подносила к огню…
Ничего не помогало.
— Ферро… — раздался шепот, тихий, словно ветер за окном.
Она вскочила, сжимая нож в кулаке, оглядела углы комнаты. Пусто. Она посмотрела под кровать, проверила узкую щель под шкафом, сорвала с окна занавеси. Никого. Она знала, что никого нет.
Но все равно слышала голоса.
Мощный стук в дверь. Ферро обернулась, рассерженно зашипела. Еще один сон? Еще один призрак? Стук не прекращался.
— Входи! — крикнула она.
Дверь отворилась. Байяз. Он удивленно приподнял бровь, завидев нож.
— Похоже, твоя любовь к клинкам перешла все границы, Ферро. Здесь нет врагов.
Она презрительно сощурила глаза, недоверчиво поглядела на мага.
— Что случилось, на ветру?
— Что случилось? — переспросил Байяз и пожал плечами. — Мы победили.
— Что это были за силуэты? Те тени?
— Я не видел ничего, кроме заслуженного наказания Мамуна и Сотни Слов.
— И голосов не слышал?
— Над громовыми раскатами нашей победы? Нет, ничего.
— А я слышала. До сих пор слышу. — Ферро опустила нож, заткнула его за пояс. Размяла пальцы — с виду такие же, но странно изменившиеся.
— И что они говорят, Ферро?
— Говорят о замка́х. О вратах и дверях. О том, что их надо открыть. Твердят о том, что их надо открыть. Спрашивают про Семя. Где оно?
— В безопасном месте. — Байяз невозмутимо поглядел на нее. — Если ты и впрямь слышишь голоса порождений Другой стороны, то помни: они сотканы из лжи.
— Не они одни. Они просят меня нарушить Первый закон. Совсем как ты.
— Ну, это зависит от толкования, — заметил Байяз, горделиво усмехнувшись, будто совершил нечто восхитительное. — Я совместил принципы Гластрода с техникой Делателя и использовал энергию Семени, чтобы мое искусство сработало. Что из этого вышло… — Он удовлетворенно вздохнул. — Ну, ты была там. Но прежде всего это был триумф воли.
— Ты исказил печати. Ты рисковал, поставил мир на грань гибели. Рассказчики Тайн…
— Первый закон — парадокс. Каждый раз, когда ты что-то меняешь, ты касаешься нижнего мира, а это всегда рискованно. Если я и перешел черту, то только на определенной шкале. Мир в безопасности, не так ли? Я не намерен просить прощения за размах своих устремлений.
— В ямах хоронят сотни людей… мужчин, женщин, детей. Как в Аулкусе. Этот недуг — он из-за того, что мы сделали. В этом размах твоих устремлений? В размерах могил?
Байяз пренебрежительно мотнул головой.