— Заблудившийся в пустыне должен хвататься за любую возможность спасения, даже самую призрачную. Найдите улики и предоставьте их мне. Иначе я действовать не стану. Сами понимаете, риск ради вас я себе позволить не могу. Сложно доверять человеку, который выбрал себе одного хозяина, а потом выбрал другого.
— Выбрал? — Левый глаз вновь задергался. — Вы прискорбно ошибаетесь, если думаете, что я выбирал ту бледную тень жизни, что вы видите перед собой. Я выбрал славу и успех, но, увы, надпись на крышке шкатулки не соответствовала содержанию.
— Мир полон трагедий. — Маровия отошел к окну и посмотрел на темнеющее небо. — Особенно сейчас. Вряд ли вы могли ожидать иного решения от человека моего опыта. Доброго дня, наставник.
«Дальше спорить бесполезно».
Глокта медленно встал, опираясь на трость, и пошел в сторону двери.
«Однако в темный и сырой подвал моего отчаяния заглянул лучик надежды. Надо лишь добыть признание в государственной измене от самого главы королевской инквизиции…»
— Ах да, наставник!
«Почему все ждут, пока я встану, и лишь затем оканчивают разговор?!»
Превозмогая боль в спине, Глокта обернулся.
— Если кто-то из вашего окружения склонен болтать, вам нужно заткнуть ему рот. Как можно скорее. Лишь дурак станет выпалывать измену в закрытом совете, не изведя предварительно сорняки в собственном саду.
— О, мой сад — моя забота, ваша милость. — Глокта изобразил одну из самых своих отвратительных улыбок. — Инструмент для прополки уже готов.
Милосердие
Адуя пылала.
Самые крайние западные районы — Три Фермы, в юго-западной части города, и Арки, чуть дальше к северу — были покрыты черными ранами. Из некоторых еще валил дым упругими колоннами, слегка подсвеченными рыжим у основания. Наверху их рассеивал ветер, и солнце заволакивала жирная маслянистая пелена.
Джезаль стоял на вершине Цепной башни и, бессильно сжав кулаки, смотрел на это в торжественном молчании. Ни звука не было вокруг, лишь в ушах свистел ветер, да изредка доносился шум далекой битвы. Боевой клич или крики раненых. А может, то были вопли морских птиц в небе. На короткий миг Джезаль пожалел, что он не птица и не может вспорхнуть с башни, перелететь через гуркхульские отряды и скрыться вдали от этого кошмара. Но сбежать было не так просто.
— Три дня назад образовалась первая брешь в стене Казамира, — монотонно бубнил маршал Варуз. — Первые две атаки мы отразили и всю ночь удерживали Три Фермы, но на следующий день они пробили стену еще в нескольких местах. Этот проклятый взрывчатый порошок перечеркнул все чертовы правила боя. Стену, что могла бы простоять неделю, они могут обрушить за час.
— Кхалюль всегда любил возиться со своими порошками и колбами, — без надобности пробормотал Байяз.
— Той ночью они устроили полномасштабный штурм Трех Ферм и вскоре разрушили ворота в Арки. С того момента в западной части города не прекращаются бои.
Как раз в той части города располагалась таверна, в которой Джезаль отмечал свою победу на турнире над Филио. В которой он выпивал в компании Веста, Челенгорма, Каспы и Бринта еще до того, как все они отправились на Север, а он — в Старую империю. Сгорела ли таверна? Превратилась ли в обугленные головешки?
— Днем мы сражаемся с противником врукопашную, ночью — совершаем конные вылазки. Враг не получит ни пяди нашей земли, не окропив ее своей кровью. — Варуз, наверное, пытался вдохновить короля, однако Джезалю только делалось хуже. Став королем Союза, он совсем не стремился к тому, чтобы улицы его столицы были залиты кровью — пусть и вражьей. — В центре города полыхают пожары, однако стена Арнольта еще держится. Прошлой ночью прошел дождь, он не дал огню перекинуться на Четыре угла. Мы бьемся за каждую улицу, за каждый дом и каждую комнату. Следуем вашему призыву, ваше величество.
— Отлично, — только и выдавил из себя Джезаль. Горло ему перехватило.
Смело отвергая предложение генерала Мальзагурта, Джезаль даже смутно не представлял, чего ожидать. Он лишь надеялся на помощь извне, что кто-нибудь совершит подвиг и спасет Адую. Теперь кровь льется рекой, а помощи все нет. Подвиги совершаются на улицах, среди огня и дыма: защитники города оттаскивают раненых товарищей под прикрытие обгорелых и прокопченных стен. Лекари зашивают раны при свечах и под крики пациентов. Горожане кидаются в горящие дома, чтобы вытащить из дыма задыхающихся детей. Но эти подвиги — простые, не славные. На исход войны не влияют.
— Там в гавани наши корабли? — тихо спросил он, боясь услышать ответ.
— Если бы так, ваше величество. Не думал, что скажу это, но враг превосходит нас на море. В жизни не видел столько кораблей. Если бы мы даже не отправили большую часть флота за нашими войсками в Инглию, вряд ли бы мы остановили вторжение с моря. Вернувшись, наши солдаты будут вынуждены высадиться за пределами города, а это чертовски невыгодно. Но может быть и хуже. Порт — наше слабое место. Рано или поздно враг попытается вторгнуться и через него.