— Нет. Человек считается мертвым, когда начинаются необратимые процессы распада нейронных связей — смерти мозга. С этим уже ничего не поделаешь. Можно копировать нейронные связи — память. Но какая бы точная копия не была — это будет уже другой человек. После нападений повстанцы «забирали» наших убитых офицеров. «Брали» только тех, что на грани — бойцам сопротивления нужно было успеть отсканировать память до полной смерти мозга, пока связи не распались окончательно. Потом они запускали обратный процесс — отдавали скан памяти убитому, восстанавливали отмершие ткани… Повреждения устраняли частично — для правдоподобности… И «мертвецов» — возвращали. Успехи мятежников достигли просто небывалых высот. Шпионы не знали, что они — шпионы. Они были такими же офицерами AVRG, как и прежде — только с поддельным разумом, а в этом и были погрешности. Неизбежное последствие вмешательств — нарушение системы личной идентификации — изменение ментального фона.
— Я не…
— Эксперты AVRG установили причину утечки информации. Мы максимально ужесточили контроль и ввели систему опознания по всему личному блоку. Используя мертвецов, подделать их под личный блок практически невозможно — на это ушло бы слишком много времени и энергии, но теоретически…
— Почему они брали только мертвых?..
— Живых просто не могли — о живых бы мы знали. А вот о мертвых… Есть пограничное состояние — условная смерть — остановка сердца. Это — начало отсчета. Его конец — полный распад нейросети. Подтверждение регистрации смерти происходит только по истечении отсчетного времени после потери сигнала. На грани этого времени мы могли потерять человека из вида. Бывали спорные случаи… Случалось, что регистрация смерти проводилась ошибочно — техника теряла такой слабый пульс и фоновый сигнал. Пока шла перезагрузка на другой уровень — человек пропадал. Мы это учитывали. Повстанцы исхитрялись подсовывать нам подделки так, что сразу и не разобраться — пока все проверишь… Но как бы их тщательно не подделывали — мы их находили. Даже при качественном копировании менялся ментальный фон. Это были уже другие люди, но, для идентификационных полос контроля, подделки были довольно точными.
— Это ужасно…
— Да нет, нормально — война есть война…
— Айнер, мне страшно! Не хочу больше слушать!
— Будешь! Сам напросился!
— Но как ваши «мертвецы» соглашались работать на повстанцев?
— Я, кажется, ясно выразился — на этом уровне проблему шпионажа мы решили. Никто их не убеждал и не принуждал — об этом нам было бы известно. Да и вообще — не в крови у нас это. А если бы повстанцы переписывали «мертвецам» программы, тогда бы были не только фоновые, но и нейропрограммные искажения.
— Я вообще не понимаю, что ты говоришь. Оставь бутылку.
— «Мертвецы» не знали, что они — «мертвецы», что их используют. Они не нарушали закон. Поэтому фон и не искажался. Повстанцам нужна была только память. Они изощрялись в убийствах — проводили сложные многоуровневые операции, чтобы получить труп — разум нужного человека. Потом возвращали его и ждали, когда снова смогут забрать — но уже не его, а данные.
— Какие же это были шпионы? Если сами того не знали…
— Шпионы. Их «жесткая память» была вскрыта. Вскрыть ее очень трудно, но потом — она открыта. Когда нейросвязи сканированы, когда произведена настройка, не так сложно считывать информацию…
— Из ментального фона?..
— Нет. Ее нельзя получить из фона — в нем отзывается только активная память, и она заблокирована. Ее берут напрямую. Тогда открывается
— А… Как у вас все запутано. Вскрытие то ли трупов, то ли памяти… Коды всякие… И там, и тут — везде у вас коды. Айнер, ну зачем трупы оживлять?.. Можно же и у мертвых все узнать.
— Совсем ты затупил. Полустертые данные покойника не так уж и ценны. Наших офицеров убивали только для того, чтобы получить возможность произвести настройку. Засылая подделку с восстановленным мозгом, повстанцы имели постоянный доступ к информации.
— А ничего попроще нельзя было придумать?
— Это самый простой вариант.
— Ясно… Значит, получается, что человека можно подделать один в один?
— Точно подделать нельзя, но можно сделать так, что он будет соответствовать личному блоку, хотя это практически невозможно. Как тебе объяснить… Системы опознания имеют свой предел. Ментальный фон — штука очень сложная — есть какая-то грань, когда копия для всех наших систем опознания будет неотличима от оригинала. Но на практике мы этого не достигли. Мы можем определить неточности, но физически их устранить не можем.
— Айнер, почеши мне за ухом…
Закурил еще одну сигарету… Кот, кажется, не совсем понимает, о чем я тут распинаюсь… Он как-то странно передергивает ушами — что-то подобное вытворяли древние локаторы… Вид у него вконец отупевший. Вот только я продолжу — и плевать, хочет он того или нет…