Последний читатель

Это была Стелла Радужная, известная на весь свет писательница-нимфоманка, исповедующая тантрическую эротику. Главная парадигма её творчества заключалась в просветлении через секс.

Никодим принял шампанское, с беглым интересом осмотрев бюст и ладные бёдра писательницы.

— Что-то вы решительно не замечаете моего творчества, — на распев произнесла Стелла, глядя на Никодима огромными карими глазами, на дне которых бушевал пламень страсти. — Я ведь заплатить могу не только деньгами.

Стелла небрежным жестом сбросила с плеча бретельку платья, обнажив белое гладкое плечо.

Никодим пригубил шампанское, пытаясь развеять чары писательницы и побороть неуместный мужской позыв. Нет, он не был ни монахом, ни девственником и в его жизни случались женщины. Но, только не писательницы!

Многие лета тому назад, поверженный страстью известной поэтессы, он едва не погиб от её дактилей и хореев. С тех пор Никодим положил себе пользовать только лишь жриц любви, предварительно убедившись в полной их литературной непричастности.

— Увы, дорогуша, — с искренним сожалением вздохнул Никодим. — Загружен работой на целый месяц вперёд.

Он кивнул на маячащего за спиной Леголаса с огромным фолиантом в руках.

Стелла, однако, по-своему восприняла спутника Никодима.

— Вот как, вы теперь мальчиками интересуетесь, — плотоядно усмехнулась она. — Можно и втроём, чем не сюжетец?! Ты не против, ушастенький?

Леголас стоял каменным истуканом, и Стелла сразу потеряла к нему творческий интерес.

— Ну, так что же? — спросила она, вытягивая из обширного декольте сложенную вдвое книжонку. — Устроит вас безумный секс и десять тысяч наличными за одну читку?

— Не в этот раз, дорогуша, не в этот раз, — кисло улыбнулся Никодим, ясно ощущая, что дело едва ли закончится миром.

Так и вышло. Прекрасное лицо Стеллы исказила гримаса ненависти.

— Педик! Гнусный педик! — прошипела она и Никодим попятился, выставив перед собою трость. Отвергнутая женщина страшна в гневе. Что уж говорить об отверженной писательнице!

Стелла с презрением плеснула шампанское из бокала, целя в лицо негодяя-читателя, но Никодим успел увернуться и благородный напиток окропил грудь Леголаса.

— Вот тебе, гадина! — выкрикнула писательница, замахиваясь и норовя запустить в Никодима пустым бокалом. Леголас на мгновение опередил её, закрыв голову Никодима эльфийской скрижалью. Бокал ударил в твёрдую обложку фолианта и лопнул с оглушительным звоном.

Подоспевшие охранники скрутили мечущуюся в истерике Стеллу и вывели её из банкетного зала.

А в зале между тем назревала свалка. Писатель-маринист Апостол Беспредельный прилюдно чистил своего иллюстратора.

— Это что, я тебя спрашиваю, мазло ты этакий, осьминог? — ревел он, схватив чахоточного художника за грудки. — Это клякса какая-то с тремя конечностями.

— Это условность, игра воображения, — пытался возразить иллюстратор. — Я так представляю, я так вижу образ животного.

— Ах, ты так видишь, — наседал Беспредельный. — Ну, так сейчас мы тебе зрение подправим.

Он схватил со стола вилку с насаженным на неё пикулем и высоко занёс над художником. Это был, скорее театральный жест, но он послужил сигналом для драки. Иллюстраторы, которых в зале оказалось не меньше дюжины, обступили Беспредельного, мгновенно обезоружили его и принялись молча и сосредоточенно тузить.

— Братцы, наших бьют! — заорал Беспредельный, закрывая брыластую голову от тумаков.

Между иллюстраторами и писателями давно жила глухая вражда и, если случался повод, то, обыкновенно, дело доходило до суконного мордобоя.

Писатели, хватая на ходу бутылки и стулья, бросились на выручку маринисту. Их было значительно больше, и они легко оттеснили иллюстраторов в угол зала. Художники отбивались со стойкостью гладиаторов и, поверженные, один за другим падали на пол. Но и к ним подоспела подмога. В зал с гиканьем и воем ворвалась толпа корректоров, переводчиков и выпускающих редакторов. Весь этот литературный пролетариат давно точил зуб на писателей и теперь жаждал расправы.

Писатели, не ожидавшие неприятеля с тыла, дрогнули и смешались. Теперь поле битвы превратилось в кучу-малу. Кто-то истошно орал, матерясь на латыни, кого-то растерзанного и окровавленного под руки уводила охрана.

Мимо Никодима в опасной близости пролетел стул. Однако, несмотря на всеобщий бедлам, он был спокоен. Никто не посмел бы поднять руку на читателя. Это было бы верхом святотатства. Лавируя между дерущимися и, ловко уворачиваясь от кулаков и бутылок, к Никодиму подскочил распорядитель.

— Не угодно ли в кабинет? — спросил он с поклоном. — Здесь несколько шумно-с. Я заказал для вас ушицу из стерлядки и расстегаев. Всё, как вы любите.

Никодим благосклонно кивнул и, переступая через упавших, направился к кабинету. Мимо грузной рысью пронёсся Беспредельный, зачинщик сегодняшней баталии. Из его сжатой руки торчал обрывок рисунка со злополучным осьминогом.