Последний бобр

Муравейник закипел. Кома — этот великий созидатель и страж своего дома — поступил так, как требовал многомиллионный опыт предков, разоряемых и гибнущих, но всегда возрождающихся. Все ходы и выходы он перекрыл муравьями-карликами, способными, может быть, не воевать, но обороняться. Навстречу врагу, через интервалы, двинулись отдельные отряды, готовые сражаться и умереть.

Самый последний оплот у подножия муравейника возглавил Командор. Линия эта оказалась непробиваемой. Никто так искусно и методично не уничтожал врага, как Большеголовый. Его мощные и длинные жвалы не имели равных среди рыжих воинов. Они, видимо, поняли, что если сокрушить этого гиганта, то можно прорваться к муравейнику, и тогда целая толпа кинулась на него, осаждая, как крепость, спереди и сзади, наваливаясь даже сверху. На помощь Командору пришел Кома. Его отряд состоял из самых маленьких, но, как оказалось, самых яростных и самоотверженных бойцов.

Долгое время было непонятно, кто победил в этой войне. Отдельные воины рыжих даже пробивались к муравейнику, но вдруг, по неизвестным причинам, стали уходить. Был ли сигнал отступления или каждый из воинов почувствовал бесполезность битвы? Но противник по одному или группами стал покидать поле битвы. Черные не преследовали их, только отбивали награбленное.

Неутомимый Командор, которого вовремя спас Кома, поспешил к деревьям, где на стволах еще происходила ожесточенная борьба. Черные буквально замкнули рыжих сверху и снизу. Большеголовый двигался мощно, как таран, сбрасывая рыжих на землю.

В конце дня битва утихла. Муравейник не пострадал, а это значило, что остались нетронутыми личинки и яйца. Кое-как собрались раненые воины, их осталось не больше полуста, но это была Победа, а значит, и процветающее муравьиное царство.

БЕЗУМСТВО И СМЕРТЬ КОМА

Любая война — это смерть и горе. Понимают ли это муравьи? Почему они так безжалостно уничтожают друг друга? Кто и когда вселил в них вековечное стремление грабить и покорять себе же подобных? Могут ли они чувствовать горе и сострадать?

По тому, как они помогали друг другу после битвы, кормили и облизывали пострадавших, расчищали территорию от трупов, можно было судить, что они что-то понимали — и только. Это была их работа, очередной запрограммированный цикл дел и забот. Иначе они не могут жить.

Два бывших воина, а теперь уже обычных трудовых муравья подбежали к застывшей в нелепой позе фигуре. Зацепили ее жвалами и как обычный труп поволокли в сторону.

Но каково было их удивление, когда муравей ожил.

Он встал и на качающихся лапках попробовал сделать шаг, но тут же повалился на бок, завертел головой, пытаясь сбросить с себя тяжесть. Он не видел никого и не ощущал ничего вокруг. Он очутился в глухом, замкнутом, неосязаемом пространстве.

Откуда он взялся, без усов-локаторов и не признающий никого? Но муравьи узнали его, окружили, потому что это был Кома, их вождь.

Они попытались накормить Кому, но он упорно отказывался от пищи. Он не узнал даже Командора, который приблизился к нему вплотную, обхватил усами и пытался своими сигналами влить в него силу. Но Кома

только крутил головой, без конца кружился на месте, словно исполнял никому не понятный безумный танец. И так долгие минуты…

Его пытались остановить, и тогда Кома замирал на какое-то время и вдруг снова поднимался, но уже на задние лапки, а потом резко опускался на согнутые передние.

Теперь со стороны казалось, что Кома усердно молится своему муравьиному богу, упрашивает его сжалиться над ним и вернуть ему потерянные в битве усы-антенны: его глаза, уши, осязание и ум — все, что составляло его суть, его неповторимость. Разве он, Кома, своей жизнью и неутомимыми делами не доказал преданность, прогневил чем-нибудь, разве не достоин он другой участи или просто обычной для всех смерти? Зачем оставлять его таким смешным и беспомощным? Одинокий и уже брошенный всеми, Кома продолжал молиться, упрашивать своего бога. Но Великий Закон Инстинкта был неумолим.

ДЕРЕВЬЯ В ГОРКАХ (триптих)

«Когда я подхожу к дереву, оно говорит со мной».

Автор

I. Ветлы у дороги

Вы ошибаетесь, если думаете, что мы ничего не чувствуем. Действительно, зимой мы засыпаем. Зимой мы некрасивы. Наши широченные стволы кривы, а ветви изогнуты и беспомощно оголены. Но весной мы просыпаемся раньше всех деревьев. Только солнце начнет плавить снег у наших ног, прислоните ухо к стволу, и вы услышите, как зарождается в нас жизнь.

Я и мои сестры просыпаемся уже более восьмидесяти раз. Но с каждым годом сон становится глубже и продолжительнее. Цветение наше начинается с распусканием листьев. Вы слышите настойчивый гул вокруг нас? Это гудят пчелы. И первый мед тоже наш.