Последний алхимик

– Анна Петровна! Вы хоть раз видели, чтобы я письмо девице писал и отправлял с оказией? Или парсуну на столе ставил? Нет никого.

Парсуна – небольшой портрет, обычно его носили при себе или в поездках. Для Анны Петровны такой ответ как бальзам на сердце. Чем больше молодела барыня, тем привлекательнее становилась. Однако же Никита чувствовал некоторый барьер. Помнилось знакомство, когда она старой была. А помолодела изрядно, но это телом. Мозги-то прежние, с грузом прожитых лет, с опытом. Как будто конфета в красивой обёртке. Развернёшь, а вместо трюфеля дешёвая карамелька. Аналогия не прямая, но похожесть есть. Если бы не это, приударил.

Никита пошёл после отлучки на земли посмотреть. Вышел к льняному полю и застыл. Лён синим цветом зацвёл, под ветром колышется. Полное ощущение, что море перед ним, только рукотворное. Красота! А над цветками пчёлы жужжат, с пасеки Пафнутия-хуторянина. Застыл надолго. Что японцы с их сакурой? Цветущего льна они не видели! От созерцания красоты вывело деликатное покашливание.

Сзади селянин подошёл, Никита даже не услышал.

– Добрый урожай будет! Если отбелить да покрасить, выгодно продать можно.

– Молодец, Игнат. Лишь бы града не было.

Глава 6 Новое имение

Лето пролетело в заботах. Часовню освятили, постройкой которой деревенские гордились. Не в каждой деревне или имении Божьи дома есть. Отныне Губино не деревней, а селом называть пристало. Первый большой доход дала конопля. Скосили, трепали, нехитрым приспособлением начали верёвки вить, а руку набив, и канаты. Семена хорошие были, не обманул продавец. И конопля вымахала в рост человека. Верёвки и канаты получились прочные, поскольку не из гнилья сделаны.

Михаил и Тихон ушкуй наняли, весь кораблик своими изделиями забили – и в Новгород. И местные корабельщики часть товара забрали, и приезжие купцы из Европы. За седмицу распродались, весьма довольные в имение вернулись. Никите долги отдали, что ссужал. А ещё десятину барыне и десятину на часовню. Хоть и построена она, а священнику платить за службы и требы, дальнейшее обустройство. Получилась изрядная сумма. Анна Петровна, когда мешочек с монетами Никита ей вручил, растерялась.

– Неуж на моей земле такие деньжищи зарабатывать можно?

– Как видишь. Подожди, ещё осень наступит. Со льна доход получим.

Осенью с огорода овощи в амбар складывали. А как уборка льна подоспела, Игнат и Пафнутий селян на подённую работу наняли. Им помощь, а деревенским копейка в дом. Скосив, всей деревней трепали, потом в амбар сносили. А уж полотно ткать хоть зимой можно.

Подошло время, тиун нагрянул с обозом. Полагал, капустой да прочим незамысловатым овощем владелица налог отдаст, как всегда было. А Никита ему деньгами. Тиун даже возмутился.

– А обоз я зачем гнал?

– Разве я заставлял? Отныне так будет, – улыбнулся Никита.

Как задождило, отправили крестьян на телегах в Старицу. Небольшой обоз Никита возглавил. Закупили муку на всю зиму, соль в мешках, перец – без него какая же еда? Овощи свои были, а мясцо по зиме, по холодам купить можно. Небольшой ледник под амбаром у хозяйки был, но все припасы туда не влезут.

В имении, у Тимофея, Никита почти всю копчёную рыбу скупил. Она в прохладном и сухом амбаре до января провисит. А ещё Пафнутий-бортник свою десятину мёдом отдал. Для первого года вполне прилично – липовую бочку. Бочки, они из разного материала делались. Липовые – под мёд, из дуба – под пиво и растительные масла – льняное и конопляное, под воду – из ели, сосны, в ней хранится долго. И все эти кажущиеся мелочи учитывать надо. Все к означенному дню десятину принесли. Шорник Парфён, вдовица Матрёна, сапожник Андрон.

Никита собранные монеты на стол перед Анной Петровной вывалил.

– Сколько здесь? – растерялась она.

– Счесть надо, не приступал ещё.

В один мешочек он медяки отправлял, в другой – серебро. Мешочков не хватило, Анна Петровна принесла ещё. Сумма в итоге получилась немалая – сто шестнадцать рублей серебром и двадцать четыре медяками. Медяки – они тяжелые и обьем большой занимают. А ещё были деньги, что Никита отдавал ей за эликсир. Понятно, не все, десятину. Барыня на руках мешочки с монетами взвесила, глаза сияют.

– Поверить не могу, никогда в жизни, даже в лучшие годы, столько не имела. А всё благодаря тебе!

Барыня мешочки на стол уронила, вскочила, к Никите прижалась крепко, что он все её прелести ощутил, да и поцеловала крепко. Зарделась потом, ладони к щекам приложила.

– Что же это я? Как можно?

– Можно, – ответил Никита. – Такая радость не часто бывает. А будет каждый год.

Барыня метнулась в красный угол, встала на колени перед иконами, молиться стала. Вернулась к столу успокоенная.

– Что с такими деньжищами делать будем?

– Деньги твои, ты хозяйка.

– Ой! Хитришь! Небось уже план есть?

– А как же! После скажу, а сейчас почивать, время позднее.

По крыше дождь стучит, сон навевает.

– Так зелье принять надо! – Анна Петровна каждый вечер заходила в комнату Никиты за эликсиром.

– Вот с этим погодим месяца два-три.

– Как?! – поразилась Анна Петровна. – Ты же обещал?