Последние метры

После боевого расчета незаметно, по одному, подошли, окружили:

- А вы откуда родом, товарищ лейтенант? Чем занимались до службы? - вопросы один за другим»

Он отвечал по порядку и вразброс: родился в Николаеве, жил в Белыничах, женат, детей пока не густо, всего один, но, надо полагать, будут еще, работал в межколхозной строительной организации каменщиком, крановщиком, электромонтером, техником… Нет, гранильщиком алмазов, плотогоном и оленеводом не был, не успел.

Потеплело на душе: шутят, а это знак хороший.

Незаметно погас последний солнечный лучик этого первого на границе дня, принеся с собой теплую вечернюю прохладу и тишину. Но зажглась в душе, как звездочка на темном небе, робкая надежда: будет здесь дом родной, коллектив настоящий будет и, может, начнется новая биография,- биография пограничного офицера, политработника…

Наутро выяснилось: «энзе» - так сокращенно именовали начальника заставы - заболел. Сержант Голь, сообщивший об этом, помялся, да высказал, отчего-то стесняясь:

- Вы уж тут, в случае чего, на нас… Мы поможем.

Сколько потом в жизни Тикунова ни случалось событий, сколько бы воды ни утекло, крепко, как амулет, хранил это бесхитростное, душевное: «…На нас, мы поможем». Как музыкант, он каким-то чутьем безошибочно уловил главное во всем сложном механизме пограничной заставы: опора на коллектив. (Будущее показало, что он выбрал верный путь, приведший его, ныне капитана, обладателя знаков «Отличник погранвойск» двух степеней, к высокой награде - ордену «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР» III степени. Но об этом речь впереди.)

Тот же сержант Голь на первых порах взял над Тикуновым негласное шефство. Предупредил тех, кто избыток энергии расходовал на проделки: задумают шутки шутить с лейтенантом, будут иметь дело с ним. Поворчали обиженно, дескать, сами, что ли, не понимаем?

Неторопливость, которая внешне отличает Тикунова, может быть, и родилась в те первые, неимоверно напряженные дни? Помнится, когда на него вдруг свалилась уйма новых забот, он сдерживал себя: «Спокойно, не горячись, иначе сорвешься, А запаленный конь - не скакун».

Был момент величайшей ответственности, когда на своем первом боевом расчете объявил состав нарядов на охрану границы. Руки подрагивали, и противные холодные струйки текли из-под мышек по телу. Сержант Голь, помогавший Тикунову расписать наряд на сутки, стоял в привычном строю напрягшись, будто впервые: сопереживал. Тикунов провел боевой расчет до конца. Никто не смеялся, хотя, наверно, и было над чем.

Минул день, второй, третий, пока вышел на работу начальник заставы. После ребята говорили, будто видели, как у «энзе» на окнах иногда занавески подрагивали. Тикунов не проверял - не интересовало, и солдатам велел разговоры на эту тему прекратить.

Офицер дотошно проверял планы охраны границы, составленные замполитом. Проверял все, вплоть до мелочей: качество уборки помещений, выполнение графика хозработ, приготовление пищи, содержание вольер. Удивлялся - по лицу было видно - что не рухнуло тут ничего за его временное отсутствие, не развалилось, а наоборот, шло отлажено, четко. Хмыкал.

Тикунов не ожидал в свой адрес ни благодарности, ни одобрения. Устал. Словно три нескончаемых этих дня без отдыха держал на себе свод небесный. Едва сменился, уснул мгновенно. Снилось цветное и разное, про что только - не вспомнить. Зато помнилось другое. Как послали на сборы в отряд, на учебную заставу, как корпел над тетрадями, как подполковник Косарев, «сосватавший» Тикунова на границу, дотемна просиживал с ним в учебном классе за душевным разговором, а потом вдруг, пристально вглядевшись, спрашивал:

- А глаза отчего у тебя красные? Опять ночь делил пополам?

А что было потом? Потом была «математика», которая, к слову, никогда в жизни Тикунову не пригодится,- характер не тот. Сразу же после возвращения Тикунова со сборов «энзе» наладился в отпуск. На прощание пробормотал что-то вроде напутствия: «В сутках двадцать четыре часа, и все для службы. Постигай».

Те знания, что Тикунов успел получить в отряде, наложились на жизнь. Но края наложенного не совпадали, всюду выпирали острые углы, зазубрины, порой ранившие до крови. Зверю проще: он зализывает раны. А человек должен научиться - в этом суть всякого постижения - не получать новых. На то он и высшее создание природы.

Тикунов научился, хотя выпавшая на его долю дорога, начисто лишенная указателей, изобиловала крутыми подъемами и спусками. Хотя на самом ее конце, на финише, не стояли сияющие администраторы со значком «Турист СССР» наготове. Но он ее прошел - свою собственную дорогу: где ощупью, где напролом. И вынес оттуда капитал, который не обеспечивается ни золотом, ни прочим банковским эквивалентом, но который дороже богатств всех банков земного шара. Этот капитал - знания.