- Способ передвижения на четвереньках - не самый лучший. Но я избираю его как единственно возможный. Сначала я осматриваю то, что поддается осмотру в полный рост. Потом иду в носовую часть судна, к помещению для строп, и тут временно меняю нормальное человеческое положение ка первобытное - словом, становлюсь на четыре точки опоры.
Не могу уверять, что увеличение точек опоры делает меня более устойчивым, но я набираюсь терпения, мужества и поднимаю брезент с тем же трепетом, как поднимают крышку саркофага, ибо археологи никогда не знают, что может оказаться под крышкой. Под брезентом, как и положено, оказываются канаты. Я перещупываю канаты и не то на пятом, не то на десятом витке обнаруживаю чей-то сапог. Я чувствую, как у меня колотится сердце.
«Вставай, друг,- говорю я торчащему сапогу,- приехали». А «друг» оказывается на самом деле другом - наш же, орловский парень. Откуда мне знать, что нарушитель учебный! Но я ведь его нашел! Значит, если я следующий свой досмотр судна проведу не на четвереньках, а по-пластунски, то отыщу если не нарушителя, то мешок с контрабандой - наверняка. Логично? Логично.
Но лучше все-таки ходить в полный рост.
Полковнику Гладкову:
- Разрешите обратиться по личному вопросу? Что, если мы своими силами отремонтируем спортзал? Специалисты у нас любого профиля найдутся… Нет, товарищ полковник, я не ошибся: именно по личному. Вот когда мы построим спортзал, тогда это будет общественный вопрос. А пока что он личный…
Той же девушке, живущей в Москве:
…Не верите, что в каждом из нас живет прирожденный лирик? Это только со стороны, кажется, что
пограничники ничего, кроме службы, не замечают, а сердца их к постороннему глухи и непроницаемы, как для влаги базальт. На самом деле мы слышим, как растет трава (правда, сейчас не лето, но суть не во временах года). Все дело в том, что мы испытываем несколько иные чувства, чем просто лирики. Кого не умилит бутуз, агукающий в голубенькой удобной коляске под ласковым мамашиным взглядом? Встречные невольно подбирают эпитеты: милый, забавный, малышок-крепышок… Мы про себя повторим их все: и милый, и забавный, и малышок-крепышок… А остановимся на одном - беззащитный. Поэтому мы с виду такие серьезные и непроницаемые.
Продолжать убеждать? Хорошо, попробую. Над портом чайки летают лениво. Они как будто сыты на сто лет вперед… Вам никогда не доводилось видеть этих крикливых, прожорливых птиц ленивыми? Хотя откуда в Москве взяться чайкам? Они летают перед окнами нашего контрольно-пропускного пункта с поразительным равнодушием. А ведь здание это еще Петровских времен! Оно было отдано пограничникам почти шестьдесят лет назад. Тогда тут чалились замурзанные «угольщики» и нищий рыболовецкий флот - давно, до революции. Сегодня над портом реют флаги десятков стран. Великая вещь - история!
Вообще и сам Ленинград - не просто портовый город. История с географией - вот что он такое. Сюда едут со всех континентов, чтобы понять историю. Я сам, где бы ни находился, годика этак через два обязательно сюда возвращусь, чтобы познакомиться с городом обстоятельно, не спеша. В спешке много ли разглядишь?
…Кажется, на этот раз лирик из меня явно не получился.
Из дискуссии на армейскую тему:
- Механика нарушений проста, как грабли. Услыхав пение, Одиссей вовремя не находит, чем бы заткнуть уши, и становится невменяемым, словно тетерев на току. Соблазны существуют, чтобы проверять человека на прочность и моральную непогрешимость, и в единоборстве соблазна с человеком побеждает последний. Во всяком случае, в армии. Если случилось наоборот, то искать откуп в наших спартанских условиях - последнее дело. Армия - живой организм и требует к себе такого же отношения, как отдельная личность. По-моему, нужно иметь мужество временно обходиться без коммунальных удобств и тапочек.
Другу Бухтиярову Васе, уезжающему на учебу:
- Вася! Ты вернешься красивым и важным. Только не вставляй себя в золоченую раму и не делай вид, будто ты меня вовсе не знаешь. Меня зовут Николай. Ни-ко-лай! И я верю в красивую легенду о маршальском жезле в солдатском ранце.
В свою очередь я обязуюсь не выставлять напоказ то, что мы земляки и вместе не знали уроков, сидя за одной партой. Ну, такого же тебе сладкого хлеба, как наш. Счастливо!
Самому себе:
- Я худой, но худоба моя не от святости. Все святые были худыми. Но никто из них не был в армии. А я до армии не умел бегать. И худоба - не от теперешнего ли моего учения?
И еще я порой думаю: неужели Диоген действительно просидел всю жизнь в бочке? Что бы он делал в бочке сегодня? По-моему, непременно нашелся бы умник, который бы вытряхнул его оттуда. Жизнь пустоты не терпит. Ни в чем!
УРОК НЕ ПО УЧЕБНИКУ
Часовой на вышке давно заметил машину, бегущую в сторону заставы. Этот репортерский «рафик» с надписью наискосок - «киносъемочная» поначалу был просто точкой, которая по мере приближения начинала обретать очертания автомобиля.