— Постой! Погоди! — горячо отвечала Груня, крепко сжимая его руку. — Постой, я тебе сейчас расскажу самое интересное, что я видела. Один раз Берто привел эту девушку в такое особенное состояние и стал говорить с нею, а она ему отвечала. Потом он ей сказал: «Посмотрите, что это такое вокруг вас? Какие чудесные цветы!» Она опустила глаза на пол, улыбнулась и шепчет: «Да, цветы! Чудные цветы! Какие душистые розы!» Наклоняется, нюхает, потом набирает, рвет эти цветы. Всякий малейший жест так натурален, вот будто у ней букет… Вдруг доктор говорит: «Осторожнее! Разве вы не видите: из-за куста змея выползает!» Она в ужасе отскочила, бросила свой незримый букет, вскрикнула… Ах, надо все это видеть действительно, чтобы так вскрикнуть… Змея ушла… Доктор говорит: «Глядите наверх, смотрите хорошенько, что вы видите на небе?» Она смотрит, смотрит — вдруг по ее лицу разливается благоговейное выражение. Она робко шепчет: «Я вижу… вижу ангелов… да, это ангелы!..» Она падает на колени и начинает молиться. Таким образом Берто обращал ее внимание то на одно, то на другое. И она видела именно то, что он ей приказывал видеть. Никакая актриса не может так тонко разыграть эту сцену… В другой раз Берто подошел к ней и велел ей смотреть ему в глаза. Она смотрит пристально, странным взглядом. Он спрашивает: «Вы видите то, о чем я думаю?» — «Вижу!» — «Вы все это сделаете?» — «Да». А перед тем он сговорился со мною, что заставит ее, когда она уже придет в нормальное состояние, идти в соседнюю комнату и вдруг там увидеть свою подругу, которой в действительности, конечно, нет. Она должна с нею говорить, потом проститься… Я сама все это придумала и назначила, и Paillette никак не могла слышать моего разговора с Берто… Потом я с них не спускала глаз… Так вот, когда она ответила «да», он дунул ей в лицо… Она пришла в себя, это сейчас ведь по лицу видно… Он объявил ей, что она может уйти. Она нам поклонилась, выходит, вдруг останавливается посередине соседней комнаты, именно на том самом месте, которое я назначила. Я прошла за нею и вижу. Она глядит перед собою изумленными глазами.
«Tiens, mais c'est toi, Lucie! D'o`u viens tu?.. Bonjour, Lucie!» [70]Она обнимает пустое пространство. Она начинает разговор со своей подругой и, очевидно, слышит ее ответы, слышит ее вопросы, потому что на них отвечает… Потом она прощается с этой незримой Lucie, возвращается опять назад и с изумлением глядит вокруг себя. Этого мало! Послушай, если бы я не видела все своими глазами, я ни за что бы не поверила, — в этом странном состоянии доктор велит ей через час что-нибудь сделать, потом дует ей в лицо — она очнулась, она уходит. И ровно через час, как ей было приказано, возвращается и делает именно то, что надо. Ее спрашивают, зачем она это сделала? И она не знает, что отвечать. Она сама не понимает, зачем сделала…
— Груня, ты меня дурачишь! — воскликнул Владимир.
— Уверяю тебя, что нет! Говорю тебе: все видела своими глазами. И слушай еще более, я чуть с ума не сошла от этих опытов. Он ведь и из меня хотел сделать «sujet». Один раз упросил… что было со мною — я не помню.
— Как же ты могла согласиться? Ведь это бог знает что такое!
— Я тебе говорю, он меня совсем с ума свел… Но это было всего один раз — и больше уж он меня ничем не мог упросить… А за то, что он мне показал, я все же ему благодарна. Он все это пока держит в секрете и говорит, что это только начало, азбука… Он надеется дойти до изумительных результатов… Он уверял меня, что уже другие доктора, молодые, принадлежащие к новой школе, и вместе с ними специалист по нервным болезням Шарко начинают додумываться до того, до чего додумался он… Он приходит в экстаз, когда говорит об этом. По его словам, для науки откроется новая эра, когда будут признаны за действительность явления магнетизма — и он верит, что не пройдет и пяти лет, как это совершится. Он говорил мне: «Там эти молодые доктора думают, что они первые открывают какие-то законы, какую-то силу. А все это давно уже известно было некоторым, только иначе называлось…»
Груня остановилась, а потом прибавила:
— Я тогда невольно много, много обо всем этом думала и пришла к тому, что все старые сказки — все это правда. Волшебство теперь становится наукой… Вот и твой дядя! В Париже доктора понемножку открывают вещи, которые он уже давно знает, и неужели ты не видишь теперь, что он с этой особой сделал как раз то же самое, что Берто на моих глазах делал с парижской Полеттой?!
Владимир был изумлен и сильно заинтересован.
— Да, — сказал он, соображая, — конечно, конечно, это то же самое. Но, послушай, ведь если это так, хоть трудно этому верится, то это бог знает чем может кончиться! Ведь нервных людей в наше время сколько угодно, а уж нервных девушек и молодых женщин — тем более, так это какой-нибудь негодяй, знающий эти новооткрытые секреты, придет, повертит перед тобою чем-нибудь блестящим, как ты говоришь, и затем ты в его власти, ты его вещь. Он может тобою распоряжаться…
— Конечно!