Последние дни Помпеи

— Ладно, ладно. И так, отец Бахус, помоги мне. Ты знаешь, что я всегда тебя любил больше всех других богов и охотно пожертвую тебе серебряный кубок, который я стянул в прошлом году у погребщика, если ты замолвишь за меня словечко у Гидрария. А ты, водяной дух, слушай: буду ли я в состоянии откупиться на будущий год? Ты знаешь, что я уже три года откладываю все, что мне удается честно приобрести, и что мне не хватает еще двухсот сестерций до необходимой суммы, чтоб купить себе свободу. Буду ли я в состоянии, добрый дух, собрать недостающую мне сумму в течение этого года? Говори же! — Никак закипает вода? — Нет; тихо как в могиле. — Ну, хорошо, пусть не в этом году, ну, может быть через два года? Ага! я что-то слышу: это верно дух царапается у двери: сейчас, значит, он будет здесь. Так через два года, дружище? Сделай, пожалуйста, уж так, чтобы в два года: ведь это достаточное время. Что же! все еще тихо? Ну, два с половиной, три, четыре года? Чтоб тебя мыши покусали, дух ты добрый, как видно!.. Что ты дух не женской породы, это я вижу; а то не мог бы так долго молчать. Через пять, шесть… шестьдесят лет?… Убирайся ты к дьяволу, не хочу больше тебя и спрашивать! — И в досаде он толкнул кубок так, что вода потекла у него по ногам; с проклятиями он стал рвать платок, и, когда освободил голову, то увидел, что он был впотьмах. — Эй ты, слепая колдунья, где ты? И лампы нет! Ах, обманщица! Да и ее тоже нет? Погоди, поймаю я тебя, — поплатишься ты мне за это! — Раб ощупью нашел дверь: она оказалась запертой снаружи на задвижку; он сам очутился пленником, вместо Нидии. Что делать? Шуметь нельзя, Арбак узнает тогда, как его одурачили, да и слепая уже наверное прошла теперь через комнаты и ее не поймаешь. «Если постучаться рано поутру, услышат другие рабы, — подумал Созий, — и тогда я успею найти и вернуть Нидию, раньше чем Арбак узнает о ее бегстве».

Тем временем слепая, руководимая своим чутьем, верно нашла дорогу и была уже вблизи садовой калитки, когда услыхала вдруг голос египтянина. В испуге и раздумье, она приостановилась на минуту, но, вспомнив, что есть другой выход из сада, где, быть может, она найдет открытую дверцу, она изменила прежнее направление; услыхав шаги и голоса, Нидия почувствовала, что сбилась с пути и не знает, где находится. Воздух сделался сырой и холодный, голоса все слышались за нею; вытянув вперед руки она шла все дальше, поминутно натыкаясь на какие-то каменные столбы. Ощупью пробиралась она все дальше и дальше, стараясь только уйти от настигавших ее шагов, и вдруг нашла на какую-то стену, преграждавшую ей путь. Как быть? Куда теперь спрятаться? Никакой ниши, никакого отверстия она не могла нащупать! В отчаянии постояла она на одном месте, но вновь вспугнутая приближавшимися голосами пошла вдоль стены, пока не упала, толкнувшись на всем ходу о какое-то препятствие. Хотя она и сильно ударилась, но не потеряла сознания; она не вскрикнула, напротив, даже благословляла случай, приведший ее в образуемый стеной и столбом уголок, где она и притаилась. Там, сдерживая дыхание, она ожидала своей участи. Посетителями этого подземелья, куда она попала, были Арбак и Кален; египтянин нес в руках тусклый фонарь, а жрец, хотя и очень желал посмотреть на сокровища Арбака, но испытывал невольный ужас в этом сыром и затхлом воздухе, и с отвращением смотрел, как закопошились при свете фонаря разные испуганные их приходом гады и поползли в темные углы. Два сырых коридора вели из низенькой комнаты направо и налево; Арбак пошел направо, и, когда они проходили мимо угла, где притаилась Нидия, последняя услыхала, как Кален говорил:

— Жизнерадостному Главку завтра отведут помещение еще пострашнее этого!

— За то послезавтра тем теплее и светлее ему покажется на арене, — заметил Арбак, и потом, медленно и как бы в раздумье, добавил:- Впрочем, одно твое слово может спасти его, а Арбака сделать жертвой львиного голода.

— Но слово это никогда не будет сказано, — уверял Калень.

— Верно, мой друг! — сказал Арбак, доверчиво кладя руку ему на плечо: — оно никогда не должно быть сказано. — А теперь мы у цели.

Колеблющийся свет фонаря осветил маленькую деревянную дверь, вделанную глубоко в стене и обитую множеством железных полос и скобок. Арбак вытащил из-за пояса кольцо, на котором было несколько коротких крепких ключей. Как билось сердце алчного жреца, когда послышался звук отодвигаемого засова и скрип ржавых петель открываемой двери, которая будто сердилась, что вынуждена была впустить к оберегаемым ею сокровищам!

— Входи, мой друг! — сказал Арбак. — Я буду держать фонарь высоко, чтобы твои глаза могли всласть налюбоваться грудами золота.

Нетерпеливый Кален не заставил повторять приглашение и стремительно двинулся ко входу. Но едва он перешагнул порог, как египтянин сильным ударом руки толкнул его вперед.