Последние Девушки

Первые полдюйма ее сигареты превращаются в столбик пепла, готового в любой момент упасть на пол. Она отходит на шаг от окна, держа в вытянутой руке сигарету, другую сует в рюкзак и достает из него переносную пепельницу. Кожаная и похожая на сумочку, она напоминает кошелек с кнопочной застежкой. С ловкостью заядлого курильщика Сэм резким движением ее открывает и стряхивает свисающий с сигареты пепел.

– Значит, ты все-таки читала ее книгу? – спрашиваю я.

Она затягивается, кивает, выпускает дым.

– Мне она показалась нормальной. Но, черт бы ее побрал, никак не помогла мне справиться с тем, что случилось.

– Ты часто об этом думаешь?

Я отпиваю еще бурбона, уже привыкнув к его теплу в моей глотке. Сэм тянет руку за бутылкой. Я передаю ей бутылку, и она делает два жадных глотка, которые разделяет только быстрая затяжка.

– Постоянно.

Она передает напиток обратно. Я подношу бутылку к губам, мой тихий голос отскакивает от стекла:

– Если хочешь, можем об этом поговорить.

Сэм приканчивает сигарету коротким, резким выдохом. Гасит окурок о пепельницу и тут же щелкает застежкой. Когда закрывается окно, в комнате все равно остается запах дыма – стойкий, как дурное воспоминание.

– Сначала ты думаешь, что так бывает только в фильмах, – говорит она, – что в реальной жизни ничего такого быть не может. Точно не так. И однозначно не с тобой. Но вот оно произошло. Сначала в студенческом женском клубе в Индиане. Потом в мотеле во Флориде.

Она стягивает куртку, показывая верхнюю часть своего черного платья. Теперь хорошо видны ее руки и плечи, с натянутой и бледной кожей. На спине, сразу под правым плечом, выколота татуировка, изображающая Смерть с косой. Череп разделен надвое лямкой платья.

– Келвин Уитмер, – говорит она, забираясь обратно в кровать, – Мешочник.

От звука этого имени у меня внутри все содрогается. Ощущение такое, будто между моими органами скользит глыба льда.

– Ты произнесла его имя.

– А что, не надо было?

– Я никогда не называла Его по имени, – ничего уточнять не надо, она и так знает, кого я имею в виду. – Ни разу.

– Мне это нетрудно, – отвечает Сэм и забирает у меня бутылку. – Я думаю о нем постоянно. Я даже могу его увидеть. Когда закрываю глаза. Он вырезал в мешке отверстия для глаз. Плюс маленькую дырочку над носом, чтобы дышать. Никогда не забуду, как от его дыхания подрагивала ткань. У него на шее была проволока, фиксировавшая мешок.

Я чувствую, что внутри образуется еще одна глыба льда, беру у Сэм бутылку с бурбоном, хотя она собиралась хлебнуть еще, и делаю два больших глотка, надеясь его таким образом растопить.

– Чересчур много подробностей? – спрашивает Сэм.

– Они-то как раз и важны, – отвечаю я, качая головой.

– А что насчет тебя? Хоть какие-нибудь детали помнишь?

– Что-то помню.

– Но немного.

– Да.

– Я слышала, что это надуманная проблема, – говорит она, – все эти разговоры о подавленных воспоминаниях.

Я делаю еще глоток, стараясь прогнать легкий укол раздражения. Хотя у нас с ней очень много общего, она не способна заглянуть мне в голову и увидеть там черную дыру на том месте, где должны быть воспоминания о «Сосновом коттедже». Ей никогда не узнать, как это утешительно и болезненно одновременно – помнить самое начало произошедшего, а потом сразу самый конец. Как будто ты вышел из кинотеатра спустя пять минут после первых кадров и вернулся к началу титров.

– Поверь, – говорю я, – это по-настоящему.

– И ты вот так смирилась с тем, что ничего не помнишь?

– Думаю, так для меня только лучше.

– Неужели ты не хочешь знать, что на самом деле случилось?

– Я знаю, чем все закончилось, – говорю я. – Этого достаточно.

– Я слышала, «Сосновый коттедж» существует до сих пор, – говорит Сэм, – прочла на одном из этих дурацких сайтов про настоящие истории преступлений.

Пару лет назад то же прочла и я, вполне возможно, на том же самом сайте. Сразу по окончании расследования владелец «Соснового коттеджа» попытался продать его вместе с участком. Но покупателей, конечно же, так и не нашел. Ничто так не обесценивает недвижимость, как кровь под фундаментом. Потом он обанкротился, и все его имущество перешло к кредиторам. Они тоже не смогли его продать. Так что «Сосновый коттедж», словно огромное надгробие, так и стоит в пенсильванских лесах.

– Никогда не хотела вернуться и посмотреть на него? – спрашивает Сэм. – Может, это помогло бы тебе все вспомнить.

От мысли об этом меня начинает тошнить.

– Нет, никогда.

– Ты вспоминаешь о нем?

Она явно хочет, чтобы я назвала Его по имени. Вместе с теплом тела от ее кожи волнами исходит ожидание.

– Нет, – лгу я.

– Так и думала, что ты так скажешь, – говорит Сэм.

– Это правда.

Я отхлебываю еще виски и заглядываю в бутылку, пораженная, как много мы успели выпить. Точнее не мы, а я. До меня вдруг доходит, что Сэм к ней едва прикоснулась. Я закрываю глаза, меня немного пошатывает. Понимаю, что балансирую на грани опьянения. Еще один глоток, и дело будет сделано.

Я опять подношу бутылку к губам, делаю два больших глотка и наслаждаюсь их жаром.

Голос Сэм становится далеким и тихим, хотя она сидит возле меня.