Последние Девушки

– Только потому, что ничего не слышала. Уверена, что иначе все было бы по-другому.

– Я не собираюсь извиняться за то, что не дал ей сесть в тюрьму.

– Тебя об этом никто и не просит! – говорю я. – Но ты, как минимум, должен признать, что для этого можно было найти способ и получше. Видел бы ты, как тот коп смотрел на Сэм. Как на побитую собаку или что-то в этом роде. Джефф, она потому и сменила имя, чтобы ее перестали жалеть.

Однако я сержусь на него не только из-за Сэм. Когда он шептался с полицейским, я мельком увидела в нем Джефферсона Ричардса за работой. Адвоката. Человека, готового сказать что угодно, чтобы помочь своему клиенту, даже если для этого придется свести того к рангу бессловесного предмета жалости. Увиденное мне совсем не понравилось.

– Послушай, – говорит Джефф, протягивая ко мне руку, – сейчас я сожалею о том, что так поступил. Но тогда мне показалось, что это самый эффективный и быстрый способ решения проблемы.

Я еще теснее сплетаю на груди руки.

– А если бы мы поменялись ролями и сегодня арестовали бы меня, ты бы сделал то же самое?

– Конечно нет!

В его голосе я улавливаю нотку фальши. В словах таится какая-то неубедительность, из-за которой кожу опять начинает пощипывать раздражение. Я скребу ногтями шею, чтобы облегчить этот зуд.

– Но в этом ведь моя суть, так ведь? – говорю я. – Я ведь жертва? Точно так же, как Сэм?

Джефф недовольно вздыхает.

– Ты знаешь, что твоя суть этим не ограничивается.

– Как и Сэм. И пока она будет гостить у нас, тебе придется подобающим образом к ней относиться.

Джефф пытается еще раз извиниться, но я его прерываю, резко развернувшись и распахнув дверь спальни. Когда я ухожу, с такой силой ее захлопываю, что дрожит стена.

Гостевая комната маленькая, чистенькая и тесная. Красный абажур ночника отбрасывает на стены розоватые отблески. В этот предрассветный час все кажется призрачным и загадочным. Я понимаю, что надо бы поспать, но мне совсем не хочется. Рядом с Сэм – всегда рвущейся в бой, фонтанирующей энергией, горячностью и жизнью – это невозможно. Поэтому мы сбрасываем обувь на пол, устраиваемся на огромной двуспальной кровати и прячем под одеяло ноги, чтобы им было тепло.

Сэм подходит к валяющемуся в углу рюкзаку и достает из него бутылку бурбона «Уайлд Теки».

– Средство для поддержания тонуса, – говорит она, забираясь обратно в кровать, – думаю, оно нам сейчас необходимо.

Бурбон переходит из рук в руки, мы хлещем прямо из бутылки. С каждым глотком из горла в желудок будто опускается огненный шар, воспламеняющий давно забытые воспоминания. Вот мы с Жанель в первый день после заселения в комнату в кампусе. Плечом к плечу: она пьет фруктовый пунш, который она кокетством вытянула из старшекурсника, я потягиваю диетическую «Колу». В тот вечер мы стали лучшими подругами. До сих пор она для меня то же. Моя лучшая подруга. И неважно, что она уже десять лет лежит в могиле и что наша дружба не смогла бы дожить до настоящего дня, даже если Жанель дожила бы.

– Я только на одну ночь, – говорит Сэм, – утром уйду.

– Можешь оставаться, сколько тебе нужно.

– Мне нужно только на одну ночь.

– Тебе надо было сказать мне, что оказалась в трудном положении. Я рада помочь. Могу одолжить денег. Или еще как-нибудь поддержать.

– Уверена, твой парень будет в восторге.

Я делаю еще глоток бурбона и закашливаюсь.

– Что касается Джеффа, не бери в голову.

– Я ему не понравилась.

– Просто он тебя, Сэм, еще не знает, – я ненадолго умолкаю и продолжаю. – Или, может, тебя лучше звать Тиной?

– Сэм, – отвечает она, – Тина – просто формальность.

– Ты давно сменила имя?

– Несколько лет назад.

– Когда решила исчезнуть?

– Ага. Мне до смерти надоело быть Последней Девушкой Самантой Бойд. Захотелось стать кем-то еще, хотя бы на бумаге.

– А твоя семья об этом знает?

Она качает головой, протягивает мне бутылку и срывается с кровати. Первым пунктом назначения для нее становится рюкзак, из которого она достает пачку сигарет. Потом подбегает к окну, поворачивается ко мне и говорит:

– Можно?

Я пожимаю плечами, и Сэм открывает окно. Лилово-синее небо исполосовано тонкими облаками. В темноте звенит смутная энергия. Приближается рассвет.

– Надо бросать, – произносит Сэм, поднося к сигарете зажигалку, – курение становится чертовски дорогим удовольствием.

– Да при этом еще и убийственным, – говорю я.

Она выпускает в оконный проем струю дыма.

– Этот момент меня ничуть не беспокоит. Однажды я уже обманула смерть.

– Значит, ты стала курить после «Найтлайт Инн»?

– Ну, знаешь, надо же было чем-то успокоить нервы.

Да, я знаю. Помимо «Ксанакса», для меня лучшим выпускным клапаном является вино. Красное, белое, розовое – неважно. Жанель наверняка усмотрела бы в этом иронию.

– Меня удивляет, что ни ты, ни Лайза так и не стали курить, – сказала Сэм, – мне это показалось таким естественным.

– Я один раз пробовала. Не понравилось.

В этот момент у меня в голове резким звонком раздается вопрос.

– А откуда ты знаешь, что Лайза не курила?

– Просто мне так показалось, – отвечает Сэм, – в своей книге она ничего такого не упоминала.