Последнее танго

С марта 1948 года гастрольные туры по румынским городам мы продолжили, но для местных зрителей. Работали в кинотеатрах Бухареста, в театре «Савой», в ресторанах, кафе. У нас была с тобой самостоятельная программа, ты обычно сам вел концерты, с нами гастролировали и музыканты, но постоянного состава уже не было. Практически все твои музыканты из ресторана уехали из Румынии. Уехал с Мией Побер и Жорж Ипсиланти. Он уговаривал тебя последовать их примеру:

– Петя, уезжай, забирай Верочку и – куда подальше. Здесь и в Союзе ничего хорошего не будет. Румынский народ долго еще голову поднять не сможет. Устали. А у власти – беспредел. И в Союзе ты не сможешь. У тебя душа порядочного человека.

Не прислушались мы. Да я, честно говоря, и не вникала во все перипетии сложившейся ситуации. Ты сочувствовал уезжающим, желал только удачи, переживал за них. Ведь, к сожалению, не всем удалось судьбу свою устроить, покинув «осоветившуюся» Румынию. Теперь мне ясно, на каком перепутье был ты. Официально, на законном основании, мы уехать не могли. Сбежать была возможность, но тогда ты подставил бы под удар всю свою родню и в первую очередь сына. Всем вместе бежать было нереально. Пока Михай I оставался в Румынии, тебя не трогали. Нет-нет, с ним у тебя не было никаких отношений и контактов. Неправда, что тебя к нему возили в бронированном автомобиле и ты ему пел.

К тебе благоволила королева – она приезжала в ресторан тебя послушать. Ее личная драма, ее одиночество находили отклик в твоих песнях. Ей ты сочувствовал: Кароль II бросил ее вскоре после рождения сына. Увлечение мужа было настолько сильным, что он отказался не только от семьи – от престола отрекся. Ты всегда был на стороне тех, кто не предает своих чувств, кто верен любви, но Кароля II, от которого зависели судьбы жены и сына, больше того – страны, людей и который ничего не предпринял, чтобы защитить, обезопасить их будущее, понять не мог. В тебе слишком сильным было чувство ответственности за твоих близких, друзей, поэтому все тебе в жизни давалось труднее.

Сына королевы Михая, который, кстати, был всего года на два старше меня, ты всерьез не принимал и не разделял его политических метаний, объясняя их отсутствием опыта, молодостью. Но пока был Михай I, была королева-мать, и поэтому ты оставался под защитой. Ведь еще до войны, когда в стране началась «румынизация», русский ресторан Lescenco сохранился, более того – был очень популярен, и никто не запрещал Петру Лещенко петь на русском языке. Ты считал, что благодарить за это надо королеву-мать.

Но не стало твоих защитников – их вынудили покинуть страну. Однако ты по-прежнему надеялся на справедливость и разумность новой власти, на «всенародный строгий закон», которого ты не нарушал. А значит, считал, те, кому положено, разберутся по справедливости. Эта вера и вела тебя вновь и вновь в советское консульство. Ты продолжал писать прошения и добиваться возвращения в Союз. Но пока «высоколобые» начальники принимали решение, ты продолжал работать и умудрялся договариваться о концертах, все чаще об участии в сборных. Когда получались сольники, ты собирал оркестр из знакомых музыкантов, да так удачно, что и без репетиции они играли слаженно.

В те дни с нами постоянно был еще один твой давний приятель, поклонник Юсуф Шимка-Заде. Он был персидским подданным, коммерсантом, в Бухаресте жила его жена с детьми, но он не жил с семьей. Юсуф не пропускал наших концертов, даже выезжал с нами в другие румынские города. Где-то в 1950-е уехала из Бухареста его семья, потом и он сам. На прощание сказал: «Жаль, Петя, что ты не захотел меня послушаться, что не уезжаешь со мной. Ты, наверное, святой, если веришь в придуманную тобой Россию». Часто эти слова вспоминаю. Это при мне было сказано, а без меня, наверное, он тебе и покрепче упреки выдавал.

В Москве художественным руководителем Театра эстрады был Борис Брунов. Я его знала еще в пору, когда он был простым конферансье. Как-то Борис передал мне привет от Юсуфа, я опешила от неожиданности. Оказалось, что Брунов за день до нашего разговора вернулся из Чикаго, где гастролировал с группой советских эстрадных артистов. Там они познакомились с Юсуфом, тот пригласил их к себе домой. В квартире Юсуфа Брунов увидел наши с тобой фотографии. Еще один привет из нашей с тобой жизни я получила много лет спустя. Но время тогда было «советское», очень осторожное, поэтому и наш разговор с Бруновым получился с многоточиями, с оглядкой. Знаю только, что жизнью Юсуф был доволен и нас с тобой не забыл.