Читаем Последнее танго полностью

Там еще было о том, что «в горе неразлучная… в счастье ты всех лучшая!» И как бы исступленный вопль всех собравшихся: «Мама! Милая моя!» Кажется, артистка сама всхлипнула при этом. А многие и рыдали… да! Не говоря уже про меня…»

Ты мне говорил, что эта песня многих рыдать заставляла. Но я подтвердить это могу лишь с твоих слов. Я не смотрела на тех, кто сидел в зале, когда «Маму» пела. Хотя ты меня учил, что надо видеть зрителя и петь ему, и разговаривать с ним. Когда пела «Маму», я твою заповедь нарушала. После первой нашей встречи пела всегда только тебе. Смотрела поверх зрителя и видела твое лицо. Ты говорил, что это наш талисман. Помню, в Бухаресте, в «Савое» я пела «Маму», и вдруг – грохот. Бросила взгляд туда, откуда он раздался, и вижу, что женщина в зрительном зале упала с кресла – сознание потеряла. Ее унесли, не прерывая моего выступления. В кулисах ты меня встретил, обнял и успокоил: «С женщиной все обошлось, велела тебе кланяться. Ее зовут Александра, она получила накануне сообщение из Кишинева, что не стало ее мамы, а поехать не может. Ты облегчила своей песней ее боль, так она просила тебе передать». Неделю спустя я случайно узнала, что ты помог той женщине уехать, чтобы с мамой проститься – дал ей денег, помог с билетами и разрешением на выезд. Почему не рассказал? Для тебя участие в чужих судьбах было обычным делом, о котором не стоит говорить. Делать надо, а не рассказывать, какой ты хороший, – вот твое правило.

Если бы старость могла… Оспаривать некоторые твои заповеди я стала с годами, да вот изменить им не смогла. Накрепко во мне они засели. О том не жалею, но знаю, что моя эстрадная карьера сложилась бы благополучнее, будь я похитрее. Еще одна твоя заповедь стала железной для меня: «Кто бы ни был зритель, никогда не халтурь. Каждый зритель прежде всего Человек. Лишь во вторую очередь это королева или ее подданный, одессит, москвич или германец. И в самом плохом хорошего горсточка всегда найдется. На хорошее и делай ставку. Знать зрителя надо. И петь ему надо то, что он услышит». Я и в лагере на сцену не выходила с натужной патриотикой, хотя и не осуждала тех, кто делал это. Ведь кому-то Сталина со Лениным и партией их прославлять надо было. Так что спасибо ура-патриотам, они облегчили мою лагерную жизнь.

Начальник Родионов посоветовал мне написать ходатайство о досрочном освобождении, уверенно пообещал – 25 лет мне сидеть не придется. Написала и думать об этом забыла. Всегда мучительно ждать того, во что не веришь. О тебе по-прежнему не было никаких вестей. Я подружилась с Володей Андриановым, москвичом, работавшим художником в Метрополитене. Ему дали четыре года за то, что кого-то о чем-то не осведомил. Он тоже считался политическим, уже отсидел свой срок и, на зависть другим, должен был вскоре отбыть. Мне Андрианов дал московский адрес своей мамы и обещал содействие в моем досрочном освобождении.

В культбригаде Володя делал декорации, писал сценарии концертных программ. А еще он играл на гитаре и пел исключительно твой репертуар. Мы даже пару раз выступили дуэтом, но я отказалась от совместных выступлений. Не смогла – слишком высока была заданная тобой планка. Андрианов выступал в одиночестве, принимали его прекрасно. Конечно, не упоминалось, что песни из твоего репертуара, но для меня это был добрый знак: в 1953 году в советском ГУЛАГе звучат запрещенные песни Петра Лещенко. Мне, если можно так сказать, повезло. Я попала в лагерь, когда озверевшая машина сталинских репрессий начала давать сбой, появились первые признаки потепления в отношении к заключенным.

Обычно на концерты в отдаленных районах капитан Родионов ездил с нами, мы – под конвоем, он – в соседнем купейном вагоне. Как-то во время одной из поездок зашел, сел напротив меня, стал расспрашивать, как мне живется, нет ли жалоб. Потом вдруг сказал: «Надеюсь, очень скоро ваше дело будет пересмотрено. Вернетесь домой и тогда сможете на все мучающие вас вопросы найти ответ. На этой станции мы часа два простоим. Я разрешаю вам часок погулять без конвоя».

Стояла осень. Я вышла из вагона без сопровождения. Наш состав загнали на задворки, я выбиралась к станции через железнодорожные пути и все оглядывалась: не следят? Вроде нет. Картинка словно стала меняться с черно-белой гаммы в цвет: вышла из вагона, конвоир не гремит сапогами рядом, и все вокруг, как в замедленном кино, начинает обретать краски. Иду по желто-красному легкому покрывалу осенних листьев – березовых, дубовых. На станции бабульки торгуют астрами – белыми, синими, красными, желтыми…

Был день осенний, и листья грустно опадали,

В последних астрах печаль хрустальная жила.

Грусти тогда с тобою мы не знали,

Ведь мы любили, и для нас весна цвела.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии