Последнее свидание

С тех пор прошли годы. Принцесса Милисента стала королевой Милисентой, а дракон… дракон жил рядом. Время от времени он улетал по своим таинственным делам — может быть, продолжая искать выживших сородичей или их сокровищницы! — но всегда возвращался. И каждая их встреча была праздником. А королевство процветало. Соседи не воевали с ними — кому охота связываться с драконом! — зато часто просили о помощи и договаривались о сотрудничестве. Как ни странно, дракон принес людям мир.

Королева вздохнула. Годы оставили на ней свой отпечаток. Она постарела. В ней почти ничего не осталось от той маленькой девочки, но и дракон переменился тоже. Да, внешне изменения не затронули его чешуйчатого тела, но его душа… Душой дракон тоже был уже стар. Она знала, как к таким существам приходит старость. И с болью, не замечая собственных перемен, видела, как он меняется с возрастом. Свои года не замечаешь, глядя на бег чужих лет. Осознание, что ты не вечен, приходит потом, внезапно, и остается только смириться перед ожидающей тебя вечностью.

Королева Милисента не боялась умереть — она была больна и смерть воспринимала как выздоровление. Она боялась умереть, не увидев последний раз своего старого друга. Всякий раз, улетая по своим драконьим делам, он обещал, что вернется. С каждым разом эти отлучки становились все дольше и дольше. Однажды он не прилетит совсем. Или прилетит слишком поздно.

Нет! Они увидятся. Еще раз. Последний. Она обязана дожить до этого мига и еще раз, последний, увидеть своего друга. И взор умирающей королевы устремлялся вдаль — над крышами города, раскинувшимися за ними полями и лесами, туда…

…туда, где сердце, а не слабеющие глаза углядели крохотное пятнышко.

Она почувствовала его приближение еще до того, как серое мутное пятнышко превратилось в крылатый силуэт. Дракон приближался открыто — за долгие годы люди привыкли к тому, что над столицей летает крылатый зверь. Его полет… старость сказывается у драконов именно на способности летать… его полет был неторопливым, осторожным, преувеличенно ровным, словно он боялся упасть. Широкие кожистые крылья двигались с равномерностью часового механизма, тело замерло, напряженное, взгляд устремлен не столько вдаль, сколько внутрь — полное сосредоточение на четкости, силе и правильности движений. Тут не до любований красотами окружающего мира, тут главное — не сбиться с ритма, не позволить себе и мига слабости и, вовремя почувствовав, что силы все-таки оставляют, успеть снизиться и приготовиться к приземлению. Старый дракон в любой момент может упасть и больше не подняться, а это начало конца. Он обречен на медленное умирание, ибо ослабевшие лапы и крылья больше не могут поддерживать тело. Зверь задыхается под собственным весом, как выброшенный на берег кит. Но задыхается долго — недели, месяцы — терзаемый заодно голодом и жаждой и умоляя, чтобы они втроем прикончили его поскорее. А если учесть, что при падении каждый второй такой дряхлый старик непременно что-нибудь ломает или отбивает, к агонии часто примешивается еще и мучительная боль.

Да, старик мог не долететь. Но он долетел.

Снаружи к окнам королевской опочивальни был приделан широкий карниз — специально для того, чтобы на нем мог устроиться огромный зверь. Массивные перила предохраняли тех, кто стоял на нем, от падения. Сколько раз королева — сперва юной девушкой, потом зрелой женщиной — по-простому выбиралась из окна, чтобы приветствовать своего друга! Постарев, она приказала проделать дверь. Теперь та была закрыта, но окно распахнуто настежь, и его проем весь заполнила драконья голова.

«Здравствуй!» — прозвучало в комнате.

— Здравствуй и ты, мой… друг, — прошептала женщина.

«Я прилетел… как обещал!»

— Я рада.

Она улыбнулась, поднимая руку и протягивая ее к окну.

— Прости, я…не могу дотянуться…

Горячее дыхание обдало ее пальцы.

«Я тоже».

— Жаль, — сухая старческая ладонь с темными пятнами упала на одеяла, — что я не могу…

«Мне тоже…».

— Но я не жалею, — королева улыбнулась. — Я рада, что вижу тебя. Что мы… увиделись еще раз…

«Я тоже… рад».

Они смотрели друг на друга. Молчание повисло между ними, молчание, которое было сильнее и горячее любых слов. Все, что хотели и могли, было давно уже сказано. Оставалось немногое. Попрощаться. Но как раз этих слов они и не могли произнести. Скажешь — и поймешь, что все кончено, а пока вот так, глаза в глаза, все еще продолжается, и жизнь, и дружба, и весь мир. Мир, который более шестидесяти лет принадлежал им двоим.

Но даже вечность имеет свойство заканчиваться.

«Я…прилетел… попрощаться…»

— Да. Знаю…

«Мы, наверное…больше не…»

— Да.

«Я, наверное, не смогу…»

— Я тоже. Прощай! — она все смотрела на него, прикипев взглядом.

«Но я… постараюсь…может быть…потом… скоро…»

Зверь оказался слабее человека.

— Да, — прошептала она. — Да, знаю… я буду верить…мы еще… потом… позже… обязательно…

Усталые веки тяжело упали, закрывая глаза.