Последнее искушение Христа

Магдалина хрипела. Израненная, она сжалась на дне ямы, прикрывая голову руками. Мужчины и женщины, смеясь, смотрели на нее сверху. На всех окрестных виноградниках люди побросали работу и сбегались к берегу посмотреть — мужчины, дрожа от нетерпения увидеть в крови и обнаженным знаменитое тело, девушки, движимые ненавистью и завистью к той, которая услаждала всех мужчин, в то время как они — ни одного.

Варавва поднял руку, чтобы успокоить толпу, — он должен был произнести приговор и дать знак начинать забивание камнями. Но в это мгновение появился Иаков. Он было двинулся к Варавве, но Филипп вцепился в его руку.

— Куда ты? Что мы можем? Нас горстка, а их — целая деревня! У нас ничего не получится!

Но в ушах Иакова продолжал звучать жесткий голос матери:

— Эй, Варавва, эй ты, головорез! — закричал он. — Ты что, пришел к нам убивать людей? Оставь женщину, мы сами с ней разберемся. Ее будут судить старейшины Капернаума и Магдалы, а также ее отец — раввин из Назарета. Таков Закон!

— Мой сын прав, — промолвил подошедший Зеведей. — Он прав — таков Закон!

Варавва обернулся всем телом и замер напротив них.

— У старейшин грязные руки, — выкрикнул он, — как и у тебя, Зеведей. Я им не доверяю. Закон — это я, и если кто из вас смельчаков осмелится, пусть выходит и померяется силой со мной!

Толпа жителей Магдалы и Капернаума сгрудилась вокруг Вараввы, жажда крови полыхала в их глазах. От деревни спешила группа юношей, вооруженных пращами.

Филипп схватил Нафанаила за руку и попятился.

— Иди, сын Зеведея, иди, если хочешь, — промямлил он Иакову. — Что до нас, то мы останемся здесь. Ты что думаешь, мы совсем сумасшедшие?

— И вам не стыдно, трусы?

Иаков повернулся к отцу, но Зеведей кашлял.

— Я старик, — произнес он.

— Ну так что? — расхохотался Варавва. Опираясь на руку своего младшего сына, подошла Саломея. За ними шла Мария, жена Иосифа, глаза ее были полны слез. Иаков обернулся, увидел свою мать и вздрогнул. Перед ним стоял головорез с обезумевшей толпой, за ним — суровая мать.

— Ну так что? — повторил Варавва, закатывая рукава.

— Я не опозорю их, — пробормотал сын Зеведея и шагнул вперед. Варавва тут же бросился на него.

— Он убьет его! — вскрикнул младший брат Иакова, вырываясь из рук матери, чтобы броситься на помощь к брату, но Саломея крепко держала его.

— Стой! Не вмешивайся!

Но в тот самый момент, когда два противника готовы были вцепиться друг в друга, с берега донеслись радостные крики: «Маран афа! Маран афа!» Еле переводя дыхание, к ним подбежал загорелый юноша, который махал руками и кричал:

— Маран афа! Маран афа! Господь идет!

— Кто идет? — окружили его люди. — Кто?

— Господь, — ответил юноша, указывая в сторону пустыни. — Господь. Он там!

Все обернулись. Солнце уже садилось, и жара спала. И люди увидели, как с берега поднимается человек во всем белом, словно отшельник. Протянув руку, он сорвал красный цветок олеандра и зажав его в губах. Две чайки, разгуливавших по гальке, расступились, чтобы дать ему дорогу.

Саломея подняла свою седовласую голову и глубоко вдохнула.

— Кто идет? — спросила она сына. — Ветер переменился.

— У меня сейчас разорвется сердце, мама, — ответил Иоанн. — По-моему, это он!

— Кто он?

— Тихо! Не спрашивай!

— А что это за люди идут за ним? Боже милостивый, да за ним идет целая армия!

— Там бедняки, которые собирают остатки винограда, мама. Это не армия, не бойся!

Толпа нищих, шедших за ним, действительно напоминала войско. Мужчины, женщины, дети — они мгновенно рассеялись по виноградникам, с которых был уже снят урожай, и принялись собирать остатки в свои мешки и корзины. Каждый год в период жатвы толпы голодающих наполняли Галилею и собирали зерно, виноград и оливки, оставленные им крестьянами — таков был закон Израиля.

Человек в белых одеждах внезапно замер. Его испугал вид толпы. «Надо уходить? — промолвил он про себя, охваченный прежними своими страхами. — Это мир людей. Нужно уходить, обратно в пустыню, где Господь…» И снова его судьба повисла на волоске. Как поступить — вперед или назад?

Вокруг ямы все замерли, не спуская с него глаз. Иаков и Варавва все еще стояли друг против друга, позабыв о драке. Даже Магдалина приподняла голову и прислушалась. Жизнь? Смерть? Что означала эта тишина? Ветер переменился. И тут, вскочив, она воздела руки и закричала:

— Помогите!

Мужчина в белом услышал ее, он узнал этот голос, и дрожь пробежала по его телу.

— Это Магдалина! — сказал он. — Магдалина! Я должен спасти ее! — и быстрыми шагами, раскинув руки, он направился к толпе.

И чем ближе он подходил, чем яснее видел искаженные злобой лица, тем сильнее болело его сердце, тем больше любовь к этим людям и сострадание заполняли его душу. «Вот они, люди, — думал он. — И все они — братья и сестры, все до последнего, но они не знают об этом, потому и страдают. Если бы они только узнали, какое было бы счастье, сколько объятий и поцелуев, какой праздник!»

Наконец он подошел, ступил на камень и распростер руки. И единственное слово, радостное и ликующее, вырвалось из его уст:

— Братья!

Люди удивленно посмотрели друг на друга, и никто не ответил.