Последнее искушение Христа

— Когда я говорю «я», — ответил Иисус, — я говорю не об этом теле, которое есть прах, я говорю не о сыне Марии, который тоже прах с крохотной, едва теплящейся искрой души. «Я» в моих устах, рабби, означает «Бог».

— Это еще более ужасное кощунство! — воскликнул раввин, закрывая лицо руками.

— Да, я святой богохульник, не забывай этого, — рассмеялся Иисус.

В другой раз, когда его ученики застыли в немом восхищении перед мощным строением, Иисуса охватил гнев.

— Вас изумляет Храм? — саркастически осведомился он. — Сколько лет потребовалось, чтобы построить его? Двадцать? Силами десяти тысяч каменщиков? В три дня я один уничтожу его. Так что смотрите хорошенько — больше вы его не увидите. Прощайтесь с ним, ибо и камня на камне не останется здесь вскоре.

Ученики испуганно отступили. Что случилось с учителем? В последнее время он стал таким резким, таким странным, таким непредсказуемым. То лицо его сияло, как восходящее солнце, и все расцветало вокруг, то вдруг глаза его темнели, а во взгляде сквозило отчаяние.

— И тебе не жаль, рабби? — отважился спросить Иоанн.

— Кого?

— Храм. Почему ты хочешь разрушить его?

— Чтобы я мог построить новый. Я построю новый в три дня. Но сначала нужно расчистить место, — и, взяв подаренный ему Филиппом посох, он ударил им по камням мостовой. Вихри гнева бушевали в его груди. Он взглянул на фарисеев, раздирающих себя в кровь о стены, ослепленных своим фанатизмом, и воскликнул:

— Лицемеры! Стоит Господу вскрыть ваши сердца, и оттуда выползут змеи, скорпионы и нечистоты!

Слышавшие это фарисеи пришли в неистовство. Старый Симеон прижал ладонь к губам Иисуса, чтобы заставить его замолчать.

— Ты ищешь смерти? — спросил он Иисуса со слезами на глазах. — Разве ты не знаешь, что книжники и фарисеи уже требовали у Пилата твоей головы?

— Знаю, Симеон, — ответил Иисус, — но я знаю и многое другое, многое, многое другое… — и, попросив Фому протрубить в свой рог, он взошел на Соломонов портик, откуда уже не раз проповедовал. Каждый день здесь он взывал к небесам, чтобы они раскрылись и обрушили на землю пламя — собственный голос слышался Иисусу всемогущим. Он призывал огонь, чтобы тот очистил землю, открыв путь любви. Ее стопам приятно будет ступать по пеплу…

— Рабби, — спросил его как-то Андрей, — почему ты больше не смеешься, почему не радуешься жизни, как раньше? Почему с каждым днем ты становишься все жестче?

Но Иисус не ответил ему. Да и что он мог ответить, так чтобы простосердечный Андрей понял его? «Этот мир, — думал Иисус, — должен быть разрушен до основания для создания нового. Новый Закон должен быть вырезан в скрижалях сердец, и вырежу его я. Я расширю его, включу в него друзей и врагов, иудеев и язычников. Для этого я и пришел в Иерусалим. Ибо здесь-то и разверзнутся небеса. А что из них снизойдет на землю — великое чудо или гибель, — решит Бог. Я готов и к вознесению, и к сошествию в ад. Решай, Господи!»

Приближалась Пасха. Суровый лик Иудеи смягчился под дуновением весны. Со всех концов мира, где живут дети Израиля, в Иерусалим стекались паломники. Повсюду в Храме витали стойкие запахи тысяч человек и жертвенных животных.

Сегодня у Соломонова портика собралась огромная толпа калек и нищих. Бледные, голодными горящими глазами они злобно взирали на тучных саддукеев, зажиточных горожан и их жен, увешанных золотыми украшениями.

— Недолго вам осталось веселиться! — воскликнул кто-то. — Скоро мы перережем вам глотки. Так сказал учитель: бедные убьют богачей и поделят их добро.

— Ты неверно понял, Манассия, — прервал его другой с кротким овечьим взором. — Не будет ни богатых, ни бедных — мы станем едиными. Это и означает Царствие Небесное.

— Царствие Небесное означает изгнание римлян, — перебил неуклюжий дылда. — Разве может быть Царствие Божие с римлянами?

— Ты ничего не понял из слов учителя, Аарон, — вступил в разговор старик с заячьей губой. — Нет ни израильтян, ни римлян, ни греков, ни халдеев, ни бедуинов. Все мы братья! — и он покачал своей лысой головой.

— Все мы прах! — выкрикнул еще кто-то поблизости. — Вот что я понял — я слышал это собственными ушами. Учитель сказал: «Небеса разверзнутся. Первый потоп был водным, второй будет огненным». И все — израильтяне и римляне, богатые и бедные — прах!

— Пророк Исайя сказал: «И останутся у него, как бывает при обивании маслин, две-три ягоды на самой вершине…» Мужайтесь, люди. Мы будем оставшимися. Нам только надо быть поближе к учителю, чтобы он не покинул нас! — это говорил человек с лицом, похожим на закопченный горшок, не спускавший глаз с белой пыльной дороги, ведущей в Вифанию. — Что-то он задерживается сегодня, задерживается. Смотрите, парни! Главное, чтобы он не бросил нас!

— А куда он денется? — спросил старик — заячья губа. — Господь велел ему принять бой в Иерусалиме, здесь он его и примет!