Последнее японское предупреждение

Она потопталась у стола, пробормотала извинения и ушла. В следующей группе темой занятия значилась печень и ее протоки, я в ожидании студентов вынула препарат из емкости, положила на цинковую крышку ванны и почему-то вспомнила, как однажды пошла с тетей Сарой на маленький продуктовый рыночек в Саратове. Крохотный рынок, где торгуют «свои», где все всех знают по именам, где возле каждого прилавка можно остановиться и переброситься парой слов, узнать какие-то нехитрые местные новости. И вот мы с тетей Сарой шествуем по рынку, выбирая зелень и овощи для обеда, а из мясного ряда ей кричит знакомая женщина:

– Сара, возьмите свежую печенку, парная, еще вчера ее обладатель пасся на выгоне, – и все это с таким характерным говорком, что не передашь.

– Сколько? – интересуется моя экономная тетушка, которой папа ежемесячно отправляет ощутимую сумму, но из этих денег принципиальная тетка не берет ни рубля, а складывает на счет в банке.

– Триста, Сарочка, всего триста.

Тетка подпирает бока руками и гаркает на весь рынок:

– Что?! Сколько?! Триста?! За циррозную печенку?! Да за эти деньги я легко отдам свою, здоровую!

Я в тот момент думала, что лопну от смеха, порвусь пополам, до того мне было смешно…

Сегодня даже эти воспоминания не развеселили. Я накрыла препарат клеенкой и села за стол, думая о том, что скоро придется возвращаться домой.

На три часа было назначено кафедральное совещание, но я почувствовала, что не смогу высидеть на нем и пяти минут, а обычно подобные посиделки на нашей кафедре затягивались часа на три. Нет, это выше моих сил! И, отпросившись у заведующего, я поехала домой. Но, отъехав от здания академии на квартал, вдруг поняла, что не могу переступить порог дома, где нет Акелы. Хочу оттянуть этот момент, потому что могу не выдержать и сорваться на отце или – не дай бог – на Соне. И я решила, что поеду в салон красоты и сделаю там полный массаж, а заодно и пару процедур для лица. Я не была большой любительницей подобного времяпрепровождения, но сегодня никакой другой альтернативы не предвиделось.

Как ни странно, но во время массажа я уснула и проспала несколько часов, а проснувшись, ощутила во всем теле легкость, а в голове ясность. Наверное, иногда полезно себя баловать!

По дороге домой я заехала еще в супермаркет и купила Соне ее любимые леденцы на палочке – обыкновенные копеечные «петушки» разных цветов. В детстве я тоже любила именно леденцы, но тогда они назывались «карандаши», продавались на вес и заворачивались в прозрачную слюду. Помню, как мы сосали эти конфеты с папой, соревнуясь, кто сможет сделать самый тонкий кончик. Кисловатый вкус помнился до сих пор, и леденцы современного производства совершенно не имели его.

Отца еще не было, я бросила машину во дворе, отдав ключи Илье, и пошла в дом. Там было как-то тихо и пусто. Из кухни не доносилось звуков, Соня не выбежала навстречу…

Я сбросила плащ и сапоги и пошла наверх. Дочь обнаружилась в своей комнате за столом, сидела, подвернув под себя ногу, и, высунув от старания язык, выводила в тетради закорючки. Рядом на стуле сидела няня, немного поправляла руку, если Соня начинала задирать локоть:

– Сонечка, аккуратнее, не нажимай на ручку так сильно. Вот… видишь, так легче… молодец.

Услышав, что кто-то зашел, обе повернулись, и Лена встала:

– Здравствуйте, Александра Ефимовна. А мы сегодня припозднились с уроками… В школе задержались, концерт смотрели.

– Понравилось? – Я потрепала подбежавшую дочь по волосам и, нагнувшись, чмокнула в макушку.

– Да. Пели красиво и танцевали тоже. А потом нас Никита домой привез, мы поели и уроки делать сели. Смотри, как я уже умею. – Она метнулась к столу, схватила тетрадку и принесла мне. – Смотри, как получилось.

Я внимательно осмотрела довольно ровные ряды крючков и овалов и похвалила:

– У тебя хороший почерк будет, не врачебный, как у меня.

– Я стараюсь!

– Лена, я пойду переоденусь, вы доделайте, пожалуйста, с ней письменные задания и можете ехать, Никита отвезет. А устные мы сами выучим, да, Сонь?

Дочь радостно кивнула и снова забралась на стул, взяла ручку и склонилась над тетрадью, а я, прикрыв дверь, ушла к себе. Где же сейчас мой муж, мой волк Акела? Опять один, опять вынужден отстаивать собственное имя. Папа-папа, что же ты наделал?

Я не смогла сделать над собой усилие и спуститься вечером к ужину, когда вернулся отец. Сказалась больной, положила на лоб полотенце и так пролежала до тех пор, пока не пришло время укладывать Соню спать. Я лежала рядом с ней в темной детской с опущенными шторами, вдыхала запах ее кудряшек и едва не плакала. Мне уже не хватало Сашки, а ведь прошли всего сутки… Что делать дальше, я не представляла. А нужно было либо искать настоящий клинок, либо разбираться с журналистом, написавшим статью, и вытрясать информацию из него. Если честно, последнее казалось мне куда более перспективным, но и более трудоемким. Ни имени, ни фамилии журналиста я не знала, значит, придется как-то искать, а это время, время… Нужно будет снова обращаться к Савве.