После всех этих лет

Но, если я что-нибудь и узнала за прошедшую неделю, так прежде всего то, что после стольких лет жизни оказалось, что я ветреная женщина. И если бы этой ночью он сказал бы мне, что развлекался с этой проклятой, Пегги, я бы твердо и настойчиво спросила: «Что? Ты берешь какую-то ирландскую девицу из Куин-оф-ол-Сайнс? И ты боишься сказать: «Вот моя девушка — Рози Бернштейн из Мэдисонского колледжа. К черту, Том! Ты слишком хорош, чтобы быть таким малодушным». А потом, не зная еще, последует ли он за мной, я бы собрала все свое мужество, повернулась и пошла прочь.

Том спал так крепко, что не слышал, как я вошла, пока я не стукнулась коленкой о ночной столик рядом с его кроватью.

— Рози?

— Это я, — сказала я.

Плохо, что я ушибла колено. Хорошо, что было так темно, что он не мог видеть перемен, произошедших со мной за все прошедшие годы, включая и две беременности. Я нащупала одеяло и приподняла его так, чтобы быстро скользнуть под него и лечь рядом раньше, чем он успеет придумать, как вежливо попросить меня вернуться в мою комнату.

— Ты помнишь?

— Помню, — ответил он.

Он прижал меня к себе. Мой рот слился с его ртом. Этот поцелуй показался мне таким знакомым: первое мягкое прикосновение, первое ощущение, интенсивность которого все возрастала. Казалось, наш последний поцелуй был всего несколько часов тому назад.

— У меня никакой практики, — мягко сказал он.

— Практика беспокоит меня в последнюю очередь. Одну руку он положил мне на спину, другую ниже, и прижал меня к себе сильнее. Я прижалась щекой к его щеке, тут же вспомнив ощущение его шершавой бороды.

— Я так часто вспоминал тебя, Рози.

— И я, Том.

Ритм наших движений был совсем не тот, что в школьные времена. Грации тоже было намного меньше. И, он был прав — он определенно не имел практики. Но любовь наша никогда не была столь прекрасной. После мы отдыхали, пока рассвет не озарил постель президентского номера. Он застал нас в объятиях друг друга, в полной тишине и абсолютно счастливых.

Глава 17

— Ну, конечно, я ничего не имела против того, чтобы прийти к вам в офис, — заверила Джессика Тома.

Она скрестила ноги.

— Мы ведь встречались только на приемах. Я буду рада поговорить с вами, наедине.

С того места, где я скрывалась в туалетной, прилегавшей к кабинету Тома, все, что я могла видеть, это часть его левой ноги в носке и ботинке, боковину его стола и стул, расположенный в стратегически точно рассчитанном месте, так, чтобы была видна Джессика. Она выглядела не только не хуже, чем прежде, но совершенно ошеломляюще в темно-синем костюме того же оттенка, что и у Тома.

— Единственная причина, которая заставила меня немного поколебаться, заключалась в том, что я назначила на девять часов собрание служащих. Но мне показалось, что, когда вы звонили по телефону, вы как будто очень обеспокоены, поэтому я немедленно отменила совещание.

Спину она держала прямо, но без напряжения. Лицо было серьезно и выражало подходящую случаю готовность понять клиента. Только руки, ухватившиеся за подлокотники, выдавали внутреннее напряжение. Разумеется, у Джессики был достаточно острый ум, чтобы понять, что звонок Тома Дрисколла, поднявший ее в семь часов утра с требованием встречи в девять, не мог предвещать ничего хорошего. Молчание Тома настораживало, она дважды постучала пальцами, но тут же остановила себя. Я заметила, что ужасного и недостаточно совершенного бриллианта Мейерса уже не было на ее пальце.

— У меня очень давние связи с Дейта Ассошиэйтед, — сказал наконец Том.

Джессика кивнула. Свет от лампы освещал ее дорогие чулки. На ней было много такого, что стоило осветить: начиная от дорогих лодочек на остром высоком каблуке и до короткой юбки. Ее скрещенные ноги время от времени несколько вызывающе покачивались, потом она выпрямила их и поставила рядом.

— Я хотела бы надеяться, что это были выгодные отношения для обеих компаний, — сказала она.

По тому как Джессика владела своим телом, скорее можно было подумать, что она провела два года в балетном классе, а не трудилась в поте лица для получения магистерской степени в области финансового дела. Но, держу пари, что длинные ноги, томная походка, чуть приоткрытые губы — вся ее сексапильность составляла лишь половину тех чар, которыми она притягивала состоятельных мужчин, вроде Картера, Ричи или Николаса Хиксона. Другие пятьдесят процентов составлял ее холодный ум, так похожий по складу мышления на мужской. А потому, когда влюбленные в нее мужчины ложились с ней в постель, они как бы занимались любовью сами с собой.

— Это было выгодно для ваших людей, — сказал Том. — Не для меня.

Только она собиралась выразить свое недоумение, Том перебил ее, не дав открыть рот:

— Все мои дела я вел с Риком, но, считаю, что должен дать объяснения лично вам, потому что я отказываюсь от дальнейшего сотрудничества.

— Простите?

Мне показалось, что она сказала именно это, — голос ее настолько упал, что разобрать что-либо было очень трудно.